Епископ Виктор (в миру Констанин Александрович Островидов) родился 20 мая 1878 года в семье пса­ломщика Александра Островидова и его супруги Анны. Своей малой родиной святитель считал село Золотое Камышинского уезда Саратовской губернии.

Здесь в Троицкой церкви маленький Константин по­стигал красоту православного Богослужения, помогая сво­ему отцу на службах, а спустя много лет отец помогал сыну иеромонаху совершать богослужения уже в монастыре г.Хвалынска. Позже в 1907 году святитель писал из Иерусалима: «…С селом Золотым связана вся жизнь на­шей семьи, а потому там и остается жить до сих пор мама­ша после смерти папы…. Мне очень хотелось бы, чтобы эта связь с Золотым не прерывалась бы и после».

Константин был старшим сыном в семье и до конца жизни по отечески заботился о своих близких.

В1888 году, когда Константину исполнилось десять лет, он поступил в приготовительный класс Камышинского ду­ховного училища, а через год был принят в первый класс. По окончании училища в 1893 году он поступил в Саратов­скую Духовную семинарию и окончил ее по первому разряду со званием студента в 1899 году. В этом же году Константин Александрович поступил в Казанскую Духов­ную академию. Ему, как успешно выдержавшему приемные экзамены, была предоставлена стипендия.

Внешняя обстановка жизни воспитанников Академии была лишена каких-либо признаков комфорта и житейс­ких удобств — все здесь располагало к жизни созерцатель­ной и аскетическому подвигу.

На последнем курсе для кандидатского сочинения Кон­стантин Александрович выбрал тему «Брак и безбрачие». По окончании академии он был удостоен степени канди­дата богословия с правом преподавания в Духовной се­минарии.

28 июня 1903 года будущий святитель был пострижен в мантию с именем Виктор в честь мученика Виктора. По­стриг совершил бывший ректор Казанской академии вла­дыка Антоний (Храповицкий).

29 июня монах Виктор был рукоположен в иеродиако­на, а 30 — в иеромонаха. 1 августа он был определен на службу в Саратовскую епархию противораскольническим миссионером.

В январе 1904 года иеромонах Виктор был назначен настоятелем Свято-Троицкого общежительного подворья Саратовского Спасо-Преображенского монастыря г. Хвалынска.

Подворье должно было действовать само­стоятельно и носить чисто миссионерский характер, а со временем преобразоваться в самостоятельный монастырь. О деятельности иеромонаха Виктора по организации мо­настыря красноречиво рассказывает письмо его ближай­шего сотрудника Алексея Брусникина Владыке Гермогену (Долганеву) от 16 марта 1904 года: «Ваше Преосвя­щенство, Преосвященнейший Владыко. Извещаю Вас, что проводы Иеромонаха 0[тца] Виктора из Хва­лынском Свято-Троицкого Подворья на весь град про­извело большое впечатление; слезы лились рекою, жда­ли у церкви до пяти часов утра; народ взволнован не-утешимо, все скорбеют, жалеют такого незаменимого пастыря стада Христова, как просветителя тьмы.

Я сердечно сожалею Его великих трудов у нас в уст­ройстве подворья и скита. Не дали Ему дело это до­кончить и нас на половине пути бросить. Сердечно скорблю; да и нельзя и не скорбеть, потому что я уже шесть и год, как прилагал все мое усердие, чтобы созиждеть святую обитель в этом темном месте, и вот до сего времени шло дело так успешно, что весь город торжествовал, а теперь что — одни слезы. А я так расстроен — до болезни, страшно боюсь, как бы не вос­торжествовал враг. Монахи все расстроены, плачут; что делать, не знаю. Прошу Вашего благословения и молитв, чтобы Господь укрепил нас и помог нам докон­чить устройство святой обители. Остаюсь болящим [нрзб.]. Жду утешения Вашего. Недостойный Алек­сей Брусникин». (стиль и орфография подлинника со­хранены).

В эти годы ярко проявились гуманитарные дарования молодого иеромонаха, интерес к отечественной словесно­сти, философии и психологии.

          В феврале 1904 года, во время Великого поста в зале музыкального училища г.Саратова иеромонахом Викто­ром были прочитаны три лекции по произведениям Мак­сима Горького, которые привлекли массу слушателей; все проходы между стульями, хоры и фойе были заняты; на лекции присутствовали Епископ Гермоген (Долганев), Саратовский губернатор Петр Столыпин с женой и до­черью, католический епископ Рооп, ректор Саратовской духовной семинарии, директоры гимназий, духовенство и миряне. В 1905 году в издании книжного магазина «Вера и знание» в Санкт-Петербурге вышли эти лекции о «недовольных людях» в произведениях М.Горького и ре­лигиозно-философская брошюра «Заметка о человеке’.

          Незаурядные дарования иеромонаха Виктора в непро­должительный период служения в Саратовской епархии проявились и на поприще миссионерской деятельности среди чувашей. В основу миссионерского дела было по­ложено обучение чувашей грамоте и совершение Богослу­жений на их родном языке.

Чувашские селения были разбросаны по всей обшир­ной Саратовской епархии. Должность разъездного мис­сионера предназначалась для иеромонаха Виктора, кото­рый к этому времени уже фактически ее исполнял.

12 января 1905 года отец Виктор был назначен стар­шим иеромонахом Иерусалимской Духовной Миссии и вскоре выехал в Иерусалим.

В июле 1908 года в Киеве состоялся IV Всероссийский миссионерский съезд. В его работе принимали участие митрополиты — Санкт-Петер­бургский Антоний (Вадковский), Московский Влади­мир (Богоявленский) и Киев­ский Флавиан (Городецкий), духовенство и миряне — всего более шестисот человек.

На съезде иеромонах Вик­тор прочел обширный доклад, посвященный пятидесятилет­нему юбилею Иерусалимской Духовной Миссии. Это было «живое слово о живых же нуждах» Миссии, в котором он высказал свои самые со­кровенные мысли о Православной Церкви и миссионерс­ком служении во Святой Земле.

Газета «Церковные ведомости» следующим образом из­ложила содержание доклада отца Виктора: «…Палести­на и Сирия — это центр, куда стекаются представители вся­кого рода религиозных вероисповеданий, и притом в самом цвете их сил. Тут сосредоточена едва ли не главная работа Рима, который с наглою беззастенчивостью стре­мится поглотить народы Востока: католическое духовен­ство всевозможных видов, монашеские ордена, братства, союзы положительно наводнили города Востока…

В самое последнее время образовалось целое социалис­тическое общество, поставившее себе дикую задачу по­средством школ и воспитания юношества вытравить вся­кое религиозное чувство у местных жителей и этим путем надругаться над главными святынями всего христианс­кого мира.

Бороться с этим новым направлением можно не иначе, как оставивши горделивое себялюбие и вставши на путь искренних братских отношений, любви всех православ­ных поместных церквей и отдельных чад их между собою.

Единство Вселенской Православной Церкви вне вся­ких национальных интересов безусловно должно быть по­ставлено во главу возможной общей нашей деятельности на Востоке. Только этот догмат единства, как бы вновь исповеданный нами, может дать Церкви православной, как внутреннюю крепость, так и силу борьбы со всяким иноверием, наводнившим и Палестину, и нашу собствен­ную страну».

Далее в докладе иеромонаха Виктора сообщаются не ли­шенные интереса данные об отношении наших неправос­лавных старообрядцев к православному Востоку. «Па­ломничество старообрядцев ко Гробу Господню принесет для многих, более искренних из них, ту пользу, что… рас­сеет ожесточенную предубежденность и предвзятость про­тив Православной Русской Церкви через невольное на­глядное созерцание ее единства с матерью Церквей — Цер­ковью Иерусалимской, — а в ней и со всею Вселенскою».

Иеромонах Виктор рассказал также о встрече с Бла­женнейшим Патриархом Востока Дамианом: «Узнавши, что я из Поволожской губернии, Блаженнейший Патри­арх заметил, что, кажется, это одно из главных мест жиз­ни наших раскольников. Трудно поверить, чтобы первосвятитель Церкви восточной, отделенный от нас тысяча­ми верст и национальностью, знал наши раскольнические центры. И мало того, что знал, но и скорбел о них, как о своих чадах. «Бедные, не­счастные они люди, — про­должал он, — их надо жалеть, любить — по Апостолу немо­щи немощных носить». Ког­да же я заметил ему, что они делают много зла для Церк­ви, то он недоверчиво махнул рукой: «И полно, что они нам могут сделать? ».

Все годы пребывания на Святой Земле, иеромонах Виктор тосковал о родном Поволжье, о незаконченной работе в Хвалынске. Вот что он пишет из Иерусалима на Родину: «Сам я лично после ухода из Хвалынска живу в постоянной великой скорби. Не раз просил благослове­ния у Преосвященного Антония, чтобы вернуться назад в Хвалынск, но он не отвечает на сие… Оказывается, все ничто, если нет внутреннего мира, радости сердечной».

После четырехлетнего пребывания в Иерусалиме, в ян­варе 1909 года иеромонах Виктор назначается инспекто­ром Архангельского духовного училища и 27 января на­граждается наперсным крестом. В конце этого же года он подает прошение об увольнении с должности для поступ­ления в число братии Свято-Троицкой Александро-Не­вской Лавры. Прошение было удовлетворено 15 октября 1909 года. Через год — 22 ноября 1910 года — иеромонах Виктор был назначен настоятелем Зеленецкого Свято-Троицкого монастыря Санкт-Петербургской епархии с возведением в сан архимандрита.

«Сам я теперь, милостиею Божиею, настоятельствую в С[вято]-Троицком Зеленецком монастыре, где почивает угодник Божий преп[одобный] Мартирий и Святитель Новгородский Корнилий. Вопреки воле о[тца] намест­ника Лавры наш Владыко определил меня сюда, где я и успокоился духом впервые после Хвалынска, который мне больше Бог не судил, а я почему-то все ждал».

Троицкий Зеленецкий монастырь находился в пя­тидесяти семи верстах от уездного города Новая Ла­дога. Местность, занимаемая монастырем, называлась Зеленым островом.

«Зеленый остров, — писал архимандрит Виктор в очер­ке о монастыре, — окружен весьма дальними, едва проходимыми и до самого почти Великого Новгорода простирающимися болотными мхами, дрябью и топями. …Все это, придавая местности, окружающей монастырь, характер печальной угрюмости, составляет из нее пустыню, как бы нарочно вигов добровольного и совершен­ного отшельничества, для смире­ния, для не развлекаемого ничем труда внутреннего, для духовного погружения в самого себя».

Через восемь лет, в сентябре 1918 года архимандрит Виктор был на­значен наместником Александре — Невской Лавры в Петрограде. Но недолго пришлось ему здесь прослу­жить. Новые открывавшиеся викариатства требовали поставления но­вых архиереев из числа образован­ных, ревностных и опытных пасты­рей. И через год он был хиротони­сан во епископа Уржумского, Ви­кария Вятской епархии. Хирото­ния совершилась в Александро-Невской Лавре в конце декабря 1919 года, и в январе 1920 года епископ Виктор прибыл в Вятку.

Новопоставленный епископ со всем тщанием и ревностью при­ступил к исполнению своих архипастырских обязан­ностей, просвещая и на­учая паству вере и бла­гочестию и с этой целью организуя общенарод­ное пение на службах.

«Начало его деятель­ности, — писал епископ Глазовский Николай (Покровский), — не по­нравилось коммунистам; его проповедь, сам про­поведник…, чем, види­мо, не смущался Влады­ка и продолжал свое дело, свою проповедь, привлекавшую в храм народные массы. В среду на первой неделе поста, после литургии, в церкви Вла­дыку Виктора арестовали и отправили в заключение».

Преосвященного Виктора обвинили в том, что он «аги­тировал против медицины» и приговорили за это к лише­нию свободы до окончания войны с Польшей. Вся «вина» Святителя состояла в том, что он во время эпидемии тифа призывал свою паству чаще прибегать к святыне — кро­пить святой водой свои жилища. Владыка провел в зак­лючении пять месяцев.

Епископ Виктор своей ревностью в вере, благочестием и святостью жизни поразил вятскую паству, и она всем сердцем полюбила святителя, который явился для нее и любвеобильным, заботливым отцом, и вождем в деле веры и противостояния надвигающейся тьме безбожия, и му­жественным исповедником православия.

В 1921 году владыка Виктор был назначен епископом Глазовским, викарием Вятской епархии, с местом житель­ства в Вятском Трифоновом монастыре на правах настоя­теля. В Вятке владыка был постоянно окружен народом, который видел в никогда не унывающем и твердом архи­пастыре поддержку для себя среди неустройств и тягот жизни. После каждого богослужения люди окружали его и провожали до кельи. Дорогой он неторопливо отвечал на все многочисленные вопросы, которые ему задавали, всегда и при любых обстоятельствах сохраняя дух благо­желательности и любви.

Владыка был характера прямого, чуждого лукавства, спокойного и жизнерадостного. Во всем его облике, об­разе действий и обращении с окружающими чувствовал­ся подлинный христианский дух, чувствовалось, что для него главное — это любовь к Богу и ближним.

Весной 1922 года было создано и поддержано советс­кими властями обновленческое движение, направленное на разрушение Церкви изнутри. Святой Патриарх Тихон был заключен под домашний арест, передав церков­ное управление митрополиту Агафангелу, которому влас­ти не допустили приехать в Москву, чтобы приступить к своим обязанностям. И тогда 18 июня (н.ст.) митрополит Агафангел обратился с посланием к архипастырям и всем чадам Русской Православной Церкви, советуя архиере­ям впредь до восстановления высшей церковной власти управлять своими епархиями самостоятельно.

В мае 1922 года во Владимире был арестован епископ Вятский Павел (Борисовский). Временно в права испол­няющего обязанности управляющего Вятской епархией вступил епископ Виктор. К нему и направил свое письмо 31 мая председатель обновленческого ВЦУ епископ Ан­тонин (Грановский). В этом письме он писал: «Позволяю себе осведомить Вас о главном руководящем принципе нового церковного строительства: ликвидация не только явных, но и потайных контрреволюционных тенденций, мир и содружество с советскою властию, прекращение вся­ких оппозиций ей и ликвидация патриарха Тихона, как ответственного вдохновителя непрекращавшихся внутрицерковных оппозиционных ворчаний».

В ответ на действия обновленцев, пытавшихся разру­шить каноническое церковное устроение и внести смуту в церковную жизнь, владыка Виктор составил письмо к вят­ской пастве, объясняя суть нового явления. В нем он пи­сал: «Некогда Господь Своими пречистыми устами ска­зал: «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью вхо­дит во двор овчий, но перелазит инуде, тот вор и разбой­ник; а входящий дверью есть пастырь овцам» (Ин.10,1-2). А божественный апостол Павел, обращаясь к пасты­рям Церкви Христовой, говорит: «Знаю, что по отше-ствии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих (пастырей) восстанут люди и станут гово­рить, превращая истину, чтобы увлечь за собою учени­ков. Итак, стойте на страже своей» (Деян.20,29-31).

Друга мои возлюбленные, это слово Господа и Его апо­столов ныне, к великой скорби нашей, исполнилось в на­шей Русской Православной Церкви. Дерзко отвергнув страх Божий, кажущиеся иерархами и иереями Церкви Христовой, составив из себя группу лиц, вопреки благо­словения Святейшего Патриарха и отца нашего Тихона, в настоящее время усиливаются самозванно, самочинно, воровски захватить управление Русской Церкви в свои руки, нагло объявляя себя каким-то временным комите­том по управлению делами Церкви Православной…

Други мои, умоляю вас, убоимся, как бы и нам нечаян­но не сделаться, подобно сим возмутителям, отщепенца­ми от Церкви Божией, в которой, как говорит Апостол, все ко благочестию и Спасению нашему и вне послуша­ния которой вечная погибель человеку. Да не случится этого с нами никогда. Хотя мы и повинны бываем перед Церковью во многих грехах, однако все-таки составляем одно тело с нею и вскормлены божественными ее догма­тами, и правила ее и постановления будем всемерно ста­раться соблюдать, а не отметать, к чему стремится это но­вое соборище недостойных людей…

А посему умоляю вас, возлюбленные во Христе братья и сестры, а наипаче вас, пастыри и соработники на ниве Господней, отнюдь не следовать сему самозванному рас­кольническому соборищу, именующему себя «церковью живой», а в действительности «трупу смердящему», и не иметь какого-либо духовного общения со всеми безбла­годатными лжеепископами и лжепресвитерами, от сих са­мозванцев поставленными. «Не признаю епископом и не причисляю к иереям Христовым того, кто оскверненны­ми руками к разорению веры возведен в начальники», -говорит святой Василий Великий. Таковы и ныне те, ко­торые не по неведению, но по властолюбию вторгаются на епископские кафедры, добровольно отвергая истину Единой Вселенской Церкви и взамен того своим самочин­ством создавая раскол в недрах Русской Православной Церкви к соблазну и погибели верующих. Будем являть себя мужественными исповедниками Единой Вселенской Соборной Апостольской Церкви, твердо держась всех ее священных правил и божественных догматов. И особен­но мы, пастыри, да не преткнемся и не будем соблазном в погибель врученной нам от Бога пастве нашей, помня сло­ва Господни: «Аще убо свет иже в тебе, тма есть, то тма кольми» (Мф.о|23), и еще: «аще же соль обуяет» (Мф.5,13), то чем осолятся миряне.

«Умоляю вас, братия, остерегайтесь производящих раз­деления и соблазны, вопреки учению, которому вы научи­лись, и уклоняйтесь от них; ибо такие люди служат не Гос­поду нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкатель­ством и красноречием обольщают сердца простодушных. Ваша покорность вере всем известна; посему я радуюсь за вас, но желаю, чтобы вы были мудры на добро и про­сты на зло. Бог же мира сокрушит сатану под ногами ва­шими вскоре. Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами! Аминь». (Рим.16,17-20).

После недолгого пребывания в заключении епископ Вятский Павел был освобожден и приступил к исполне­нию своих обязанностей. 30 июня 1922 года Вятская епар­хия получила следующую телеграмму от центрального организационного комитета «Живой церкви»: «Органи­зуйте немедленно местные группы Живой церкви на ос­нове признания справедливости социальной революции и международного объединения трудящихся. Лозунги: белый епископат, пресвитерское управление и единая церковная касса».

3 июля епископ Павел ознакомил с телеграммой преос­вященного Виктора и благочинных. Но участие в съезде «живцов» не благословил. Поддерживаемые советской властью раскольники 6 августа созвали в Москве съезд, по окончании которого были посланы уполномоченные во все российские епархии. 23 августа прибыл уполномочен­ный ВЦУ и в Вятку.

Никакого сотрудничества с Вятскими архиереями не последовало. В ответ на визит представителя ВЦУ пре­освященный Виктор составил письмо к вятской пастве, которое было одобрено и подписано епископом Пав­лом и разослано по храмам епархии. В нем говорилось: «В последнее время в Москве открыла свои действия группа архиереев, пастырей и мирян под названием «живая церковь» и образовала из себя так называемое «высшее церковное управление». Объявляем вам во всеуслышание, что эта группа самозванно, без всяких на то канонических полномочий захватила в свои руки управление делами Православной Российской Церк­ви; все ее распоряжения по делам Церкви не имеют никакой канонической силы и подлежат аннулирова­нию, которое, надеемся, и совершит в свое время кано­нически правильно составленный Поместный собор. Призываем вас не входить ни в какие сношения с группою так называемой «живою церковью» и ее уп­равлением и распоряжения ее отнюдь не принимать, исповедуем, что в Православной кафолической Церкви Божией группового управления быть не мо­жет, а существует от времен апостольских только еди­ное соборное управление, на основе вселенского со­знания, неизменно сохраняемого в истинах святой пра­вославной веры и апостольском предании.

«Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испыты­вайте духов, от Бога ли они…» (1 Ин.4,1).

Вместе с сим умоляем вас повиноваться человеческо­му начальству, гражданской власти Господа ради, не за страх, а за совесть, и молиться о преуспеянии доб­рых гражданских начинаний во благо родины нашей. Бога бойтеся, власти чтите, всех почитайте, братство любите. Всемерно заповедуем всем быть вполне кор­ректными и лояльными в отношении к существующей власти, отнюдь не допускать так называемых контрре­волюционных выступлений и всеми зависящими мера­ми содействовать существующей гражданской власти в заботах и предприятиях ее, направленных к мирному и спокойному течению общественной жизни. Устрое­нием Божиим Церковь отделена от государства, и да будет она только тем, что она есть по своей внутренней природе, то есть мистическим благодатным телом Хри­стовым, вечным священным кораблем, приводящим верных чад своих к тихой пристани — животу вечному.

Призываем всех вас устроять жизнь свою на вели­ких заветах евангельской любви, взаимного снисхож­дения и всепрощения, на незыблемом основании веры апостольской, с соблюдением добрых церковных пре­даний, — да о всем славится Бог Господем нашим Иису­сом Христом. Аминь».

Уже на следующий день, 25 августа, епископы Павел и Виктор и с ними несколько священников были арестова­ны, а 1 сентября был арестован секретарь губернского суда Александр Вонифатьевич Ельчугин, близкий друг и по­мощник святителя, бывший его иподиакон.

На допросе 28 августа владыка Виктор на вопрос следователя, кто составил послание против обновлен­цев, ответил: «Воззвание против ВЦУ и группы «Живой церкви», обнаруженное при обыске, составлено мной и разослано в количестве пяти-шести экземпляров».

Вятское ГПУ сочло, что дело имеет важное значе­ние, и, учитывая популярность епископа Виктора в Вятке, решило отправить обвиняемых в Москву, в Бу­тырскую тюрьму.

Верующим стало известно, что владыку отправляют из Вятки в Москву. Узнав время отправления поезда, люди устремились на вокзал. Они несли продукты, вещи, кто что мог. Для разгона пришедших провожать епископа вла­сти направили отряд милиции. Поезд тронулся. Люди ус­тремились к вагону, несмотря на охрану. Многие плака­ли. Епископ Виктор из окна вагона благословлял и бла­гословлял свою паству.

      В тюрьме в Москве преосвященный Виктор был снова допрошен. На вопрос следователя, как он относится к об­новленцам, владыка ответил: «Признать ВЦУ я не могу по каноническим основаниям…».

23 февраля 1923 года епископы Павел и Виктор были приговорены к трем годам ссылки. Местом ссыл­ки для владыки Виктора стал Нарымский край Томс­кой области, где его поселили в маленькой деревеньке, расположенной среди болот, с единственным путем со­общения — по реке. К нему туда приехала его духовная дочь монахиня Мария, которая помогала ему в ссылке и впоследствии сопровождала его во многих скитаниях и переселениях с места на место.

В ссылке владыка часто писал своим духовным детям в Вятку. Большая часть писем во время гонений последую­щих лет была утрачена, но сохранилось несколько писем одной семье, которую владыка опекал и поддерживал во время своего пребывания в Вятке.

«Дорогие Валя, Зоя, Шура и Надя! Спасибо вам за память. Всегда молитвенно вспоминаю всех вас с мамой вместе. Не могу вас забыть за вашу ревность и усердие к храму Божию, к молитве. Благодать Божия да укрепляет ваш дух ревности о своем вечном спасении в Боге и на будущее время.

Милостию Божиею я жив и здоров за ваши молитвы. Место наше глухое, народ живет бедно, а почтовое со­общение весьма трудно. Почта за 60 верст, и один не пойдешь — медведи в тайге, да и не пройдешь пешком, а надо на лодке. Вот и ждешь случая, с кем послать пись­ма. Летом все время ловил рыбу то на реке Кети, то на озерах, а теперь рыба перестала ловиться, сижу дома… Молимся мы дома, а в церковь не ходим, так как свя­щенник перешел на сторону еретиков антицерковников (живоцерковников), а молитвенное общение с еретика­ми погибель души. Народ ничего не знает и не слышит, духовенство от него все скрывает. Крестьяне сердечно относятся к нам и помогают: приносят молочка, кар­тошки, а мы с ними делимся лекарствами. Ребятишки малые ходят почти голыми — нечего надеть, и все боле­ют от холода… Мужчины с осени уезжают на промыс­лы далеко, верст за двести, в глушь, в тайгу за белкой или рыбу ловить неводами — вот этим и живут, а своего хлеба совсем мало. Кругом непроходимые болота.

Всегда вспоминаю вас, вашу любовь, и не забывай­те и вы меня в молитвах своих, только с еретиками не молитесь, а лучше дома, если не будет православ­ного храма. Благодать Божия да хранит вас вместе с мамой вашей, рабой Божией Александрой, от вся­кого зла и погибели. Привет и благословение всем знаемым во Христе. Любящий вас любовию во Христе Епископ Виктор».

«Дорогие мои Валя, Зоя, Надя и Шура с досточти­мой мамою Александрой Феодоровной!

Прошлое письмо ваше мы получили поздно, оно долго лежало на почте, не было кому поручить его, а потому и поздравить тебя, Валя, с днем Ангела не мог, хотя все-таки послал тебе поздравление и приветствиечерез кого-то другого, а через кого именно — забыл. Очень хорошо сделала, что на день именин посети­ла владыку Авраамия: лучшего ничего и придумать нельзя было. Господь да не оставит тебя за это свя­тое дело. Владыка Авраамий — великий человек по своему смирению пред Богом. Наверное, его тоже со­шлют куда-либо далеко. Помоги ему, Господи!

Вы спрашиваете о здоровье моем — ничего, слава Богу, здоров, а немного болел ревматизмом…

Любовь моя во Христе с вами. Епископ Виктор».

17/30 марта 1924 года.

 

«Дорогая во Христе сестра Валя с Зоей, Надей и Шу­рой и боголюбезнейшей мамой Александрой Феодоровной!

Я живу милостию Божией хорошо. Только все опаса­юсь, как бы опять куда на «курорт» не попасть. Враг Православной Церкви — обновленцы — ведь не дремлют, а, наверное, опять какие-либо козни против нас стро­ят. Бог им судья. Не ведят, что творят. Они ведь, пожалуй, думают, что, предавая нас на страдания, «служат Богу», как об этом предсказывал Сам Господь во Святом Евангелии…

Любящий всех вас

Епископ Виктор».

6 декабря 1924 г.

Срок ссылки закончился 23 февраля 1926 года, и ссыльным архиереям было разрешено вернуться в Вят­скую епархию. Весной 1926 года владыка Павел (уже архиепископ) и епископ Виктор прибыли в Вятку.

Прибывшие в епархию архиереи-исповедники сра­зу же принялись за восстановление разрушенного епархиального управления, почти в каждой пропове­ди они разъясняли верующим о пагубности обновлен­ческого раскола. Архиереи обратились к пастве с посланием, в котором писали, что единственным законным главой Русской Православ­ной Церкви является Место­блюститель патриаршего пре­стола митрополит Петр, и призывали всех верующих отойти от раскольничьих группировок и объединиться вокруг митрополита Петра.

Для Вятской епархии вер­нувшиеся из ссылки архиереи-исповедники были единствен­ным законным священнонача­лием, и после их обращения к пастве и ее увещания начался массовый возврат приходов в Патриаршую Церковь. Обеспокоенные обновленцы по­требовали от архиереев прекратить свою деятельность про­тив них, а иначе, поскольку обновленцы — единственная подлинно лояльная советской власти церковная органи­зация, действия православных епископов будут расцене­ны как контрреволюционные. Архиереи не уступили об­новленческим угрозам и отказались вести с ними какие бы то ни было переговоры.

Архиепископ Павел был арестован 14 мая 1926 года в Вятке. Власти обвинили его в том, что он в проповеди гово­рил о гонениях на православную веру, призывал верую­щих «лучше пострадать за веру, чем поклоняться сатане».

Епископ Виктор был арестован в поезде, когда тот про­езжал через Вологду.

Перед арестом святитель Виктор навестил своего старого Вятского знакомого Никифора Ивановича Кремлева, церковного ювелира, впоследствии рас­стрелянного. Провожая святителя, пятилетняя дочь Кремлева вдруг неожиданно сказала: «Владыка к нам больше не придет, его заберут по дороге». Так ребе­нок по воле Божией предсказал арест святителя.

Сразу же после допроса архиереи были направлены под конвоем в Москву. Причиной столь спешной отправки вятских архипастырей была любовь к ним верующего на­рода и опасение того, что их попытаются освободить.

Через некоторое время архиереи были переведены из внутренней тюрьмы ОГПУ в Бутырскую. Здесь им объя­вили, что Особое Совещание при Коллегии ОГПУ от 20 августа 1926 года постановило лишить их права прожи­вания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону, Вятке и соответствующих губерниях, с прикреплением к определенному месту жительства сроком на три года. Место пребывания можно было до некото­рой степени выбирать самому. Епископ Виктор выбрал город Глазов Ижевской губернии Вотской области, по­ближе к своей вятской пастве.

Во время своего краткого пребывания в Москве после освобождения из тюрьмы владыка встретился с замес­тителем Местоблюстителя митрополитом Сергием и в со­ответствии со своим местом ссылки был назначен епис­копом Ижевским и Боткинским, временно управляющим Вятской епархией.

29 июля 1927 года митрополит Сергий выпустил по требованию властей Декларацию, публикация которой была поставлена как одно из условий легализации цер­ковного управления. Разномыслие иерархов после опуб­ликования Декларации оказалось столь велико, что по­ставило их на грань разрыва, который не произошел лишь благодаря главе Русской Православной Церкви святому митрополиту Петру.

Преосвященный Виктор принадлежал к тем, кто не счи­тал публикацию Декларации полезной и нужной. Полу­чив ее, он, как и многие другие архипастыри и пастыри, усмотрел в ней призыв к слишком близкому сотрудниче­ству с правительством на политическом поприще, то есть то, что предлагалось когда-то обновленцами, за со­противление и несогласие с которыми владыка пре­терпел узы и изгнание.

Человек прямой, лишенный лукавства, епископ Виктор не счел возможным прочитать Декларацию верующим, но не счел он возможным и промолчать, будто ее и не было, как сделали многие другие архиереи, которые, будучи не­согласны с Декларацией, не объявили о своем несогласии. Он отослал документ обратно митрополиту Сергию, со­проводив его объяснительным письмом.

Вскоре владыка получил распоряжение высокопреос­вященного Сергия о назначении его епископом Шадринским, временно управляющим Екатеринбургской епархи­ей. Будучи административно высланным в Глазов, епис­коп Виктор не мог покинуть места своего жительства без разрешения властей. В декабре 1927 года владыка при­шел к решению отказаться от назначения епископом Шад­ринским, о чем 16 декабря написал митрополиту Сергию.

После этого 23 декабря он был уволен от управления Шадринским викариатством Екатеринбургской епархии. С этого времени началась пора взаимных обвинений и ос­трой полемики.

Оставаясь в каноническом подчинении Местоблюсти­телю патриаршего престола митрополиту Петру, епископ Виктор, живя в ссылке в Глазове, продолжал управлять Вятской епархией.

В феврале 1928 года епископ написал «Послание к пастырям», в котором высказал свое отношение к Декларации митрополита Сергия. В частности, он писал: «Иное дело — лояльность отдельных верую­щих по отношению к гражданской власти, и иное -внутренняя зависимость самой Церкви от граждан­ской власти. При первом положении Церковь сохра­няет свою духовную свободу во Христе, а верующие делаются исповедниками при гонении на веру; при втором положении она (Церковь) лишь послушное орудие для осуществления политических идей граж­данской власти, исповедники же веры здесь являют­ся уже государственными преступниками…

Ведь так рассуждая, мы должны будем считать врагом Божиим, например, святителя Филиппа, обличавшего не­когда Иоанна Грозного и за это от него удушенного, бо­лее того, мы должны причислить к врагам Божиим само­го великого Предтечу, обличавшего Ирода и за то усе­ченного мечом».

Прошло чуть больше месяца со времени написания этого послания, как в Секретном отделе ОГПУ появилось рас­поряжение от 30 марта 1928 года арестовать епископа Виктора и доставить в Москву во внутреннюю тюрьму ОГПУ. 4 апреля владыка был арестован и доставлен в тюрьму в город Вятку, где ему 6 апреля было объявлено, что он находится под следствием.

В безбожной прессе началась кампания против епис­копа Виктора и других исповедников; в газетах писали: «В Вятке ГПУ открыло организацию церковников и «мо­нархистов», возглавлявшуюся Вятским епископом Викто­ром. Организация имела в деревне свои ячейки из жен­щин, именуемые «сестричествами»».

Вскоре преосвященный Виктор был отправлен под кон­воем в тюрьму в Москву.

В Москве следователь предъявил ему текст «Послания к пастырям».

Знаком ли вам этот документ? — спросил следователь.

Этот документ составлен мною.

В вашем документе встречается несколько раз термин «исповедничество», что он должен означать?

Документ обращен не ко всем верующим, а только к пастырям. Понятие «исповедничество» означает твердость в вере и мужество в своих убеждениях, несмотря на соблазны, материаль­ные лишения, стеснения и гонения.

Филипп, митрополит Московский, и Иоанн так называемый «креститель»; скажите, они подходят под понятия «исповедников»?

Поскольку они были обличителями неправды, они являются исповедниками.

Значит, такого рода деятельность также подхо­дит под понятие исповедничества?

-Да, поскольку она связана с верой.

«Исповедничество» указанных выше лиц заключа­лось в их деятельности против представителей госу­дарственной власти, за что они и были подвергнуты репрессиям?

Они выступали против Ивана Грозного и Ирода как против неправильно поступающих, грешных людей, а не как против гражданской власти.

Значит, «исповедничество» рекомендуется толь­ко в случаях насилия власти над верующими в делах веры или при гонениях?

Да, только при насилиях и гонениях; оно может быть и независимо от гражданской власти.

В мае следствие было закончено, и владыке было предъявлено обвинение: «…епископ Виктор Островидов занимался систематическим распространением антисовет­ских документов, им составляемых и отпечатываемых на пишущей машинке. Наиболее антисоветским из них по содержанию являлся документ — послание к верующим с призывом не бояться и не подчиняться советской власти как власти диавола, а претерпеть от нее мученичество, подобно тому, как терпели мученичество за веру в борьбе с государственной властью митрополит Филипп или Иван, так называемый «креститель»».

18 мая 1928 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Виктора к трем годам зак­лючения в концлагерь. В июле владыка прибыл на Со­ловки. Начался исповеднический путь святителя в узах. Его назначили на работу бухгалтером канатной фабри­ки. Профессор Андреев, на­ходившийся в Соловецком концлагере вместе с владыкой, так описывает его жизнь в ла­гере: «Домик, в котором нахо­дилась бухгалтерия и в кото­ром жил владыка Виктор, на­ходился… в полуверсте от кремля, на опушке леса. Вла­дыка имел пропуск для хож­дения по территории от свое­го домика до кремля, а потому мог свободно… приходить в кремль, где в роте санитарной части, в камере врачей, нахо­дились: владыка епископ Максим (Жижиленко)… вместе с врачами лагеря доктором К.А. Косинским, доктором Петровым и мною…

Владыка Виктор приходил к нам довольно часто ве­черами, и мы подолгу беседовали по душам. Для «отво­да глаз» начальства роты обычно мы инсценировали игру в домино за чашкой чая. В свою очередь мы все четверо, имевшие пропуска для хождения по всему острову, час­то приходили… якобы «по делам» в домик на опушке леса к владыке Виктору. В глубине леса, на расстоянии од­ной версты, была полянка, окруженная березами. Эту полянку мы называли «кафедральным собором» нашей соловецкой катакомбной церкви, в честь Пресвятой Тро­ицы. Куполом этого собора было небо, а стенами — бере­зовый лес. Здесь изредка происходили наши тайные бо­гослужения. Чаще такие богослужения происходили в другом месте, тоже в лесу, в «церкви» имени св. Николая Чудотворца. На богослужения, кроме нас пятерых, при­ходили еще и другие лица: священники отец Матфей, отец Митрофан, отец Александр, епископы Нектарий (Трезвинский), Иларион (викарий Смоленский )…

Владыка Виктор был небольшого роста… всегда со все­ми ласков и приветлив, с неизменной светлой радостной тонкой улыбкой и лучистыми светлыми глазами. «Каж­дого человека надо чем-нибудь утешить», — говорил он и умел утешать всех и каждого. Для каждого встречного у него было какое-нибудь приветливое слово, а часто даже и какой-нибудь подарочек. Когда после полугодового пе­рерыва открывалась навигация и в Соловки приходил первый пароход, тогда обычно владыка Виктор получал сразу много вещевых и продовольственных посылок с ма­терика. Все эти посылки через несколько дней владыка раздавал, не оставляя себе почти ничего…

Беседы между владыками Максимом и Виктором, сви­детелями которых часто бывали мы, врачи санитарной части, жившие в одной камере с владыкой Максимом, представляли исключительный интерес и давали глубо­кое духовное назидание…

Владыка Максим был пессимист и готовился к тя­желым испытаниям последних времен, не веря в воз­можность возрождения России. А владыка Виктор был оптимист и верил в возможность короткого, но светло­го периода, как последнего подарка с неба для изму­ченного русского народа».

В Соловецком концлагере владыка пробыл все три года. Один из заключенных лагеря, писатель Олег Волков, вспоминал впоследствии о своем знакомстве с епископом: «Проводить меня пришел из кремля вят­ский епископ Виктор. Мы прохаживались с ним не­вдалеке от причала. Дорога тянулась вдоль моря. Было тихо, пустынно. За пеленою ровных, тонких об­лаков угадывалось яркое северное солнце. Преосвя­щенный рассказывал, как некогда ездил сюда с ро­дителями на богомолье из своей лесной деревеньки.

В недлинном подряснике, стянутом широким мона­шеским поясом, и подобранными под теплую скуфью волосами, отец Виктор походил на великорусских кре­стьян со старинных иллюстраций. Простонародное, с крупными чертами лицо, кудловатая борода, окающий говор — пожалуй, и не догадаешься о его высоком сане. От народа же была и речь преосвященного — прямая, далекая свойственной духовенству мягкости выраже­ний. Умнейший этот человек даже чуть подчеркивал свою слитность с крестьянством.

— Ты, сынок, вот тут с год потолкался, повидал все, в храме бок о бок с нами стоял. И должен все это серд­цем запомнить. Понять, почему сюда власти попов да монахов согнали. Отчего это мир на них ополчился? Да, нелюба ему правда Господня стала, вот дело в чем! Светлый лик Христовой церкви — помеха, с нею тем­ные да злые дела неспособно делать. Вот ты, сынок, об этом свете, об этой правде, что затаптывают, поча­ще вспоминай, чтобы самому от нее не отстать. Погля­дывай в нашу сторону, в полунощный край небуш-ка, не забывай, что тут хоть туго да жутко, а духу легко… Ведь верно?

…Обновляющее, очи­щающее душу воздействие соловецкой святыни… те­перь овладело мною креп­ко. Именно тогда я полнее всего ощутил и уразумел значение веры».

В эти же годы в Соловец­ком лагере находился моло­дой студент из Петербурга, будущий академик Дмит­рий Сергеевич Лихачев.

Узнав о предстоящей канонизации святителя Виктора, он прислал в Вятскую епархиальную газету письмо, где вспоминает: «…Владыка Виктор был настоящий христи­анин. И службу совершал, так как имел антиминс. Рабо­тал владыка в Сельхозе, где были коровы. Ему полага­лись сметана и творог. Он раздавал большую часть нуж­дающимся. Однажды я получил от него и зеленый лук.

Он всегда был радостен — даже когда его насильно брили и обрезали полы одежды. Любил пошутить, развеселить, приободрить.

Удивительный был человек. После его благословения чувствовал я себя легко: точно он приобщил меня к своей радости. Помогал он и атеистам. Чувствовали, что он всех нас (молодежь) любит. Всем святым заклинаю вас, что владыка Виктор был христианин до глубины души».

В1929 году преосвященный Виктор, не считая себя ви­новным, написал прошение в Коллегию О ГПУ о досроч­ном освобождении, в котором ему было отказано.

4 апреля 1931 года кончился срок заключения, но епископ Виктор не был освобожден, как и многие ар­хиереи, являвшиеся образцом пламенной веры. Пре­освященный Виктор был обречен властями до смерти терпеть узы неволи, и 10 апреля 1931 года Особое Со­вещание Коллегии ОГПУ приговорило его к ссылке в Северный край на три года.

Местом ссылки епископу была назначена деревня Ка­раванная вблизи районного села Усть-Цильмы на берегу реки Печоры. Здесь ему стали помогать монахиня Анге­лина и инокиня Александра, подвизавшиеся ранее в од­ном из монастырей Пермской епархии, сосланные сюда после закрытия монастыря. Две эти подвижницы уже за­кончили срок своей ссылки, но остались ради Святителя, помогая ему вынести тяготы ссыльного быта.

Местные власти и ОГПУ преследовали ссыльных и особенно духовенство здесь еще более рьяно, чем на сво­боде. И в конце концов все православные священники и миряне были арестованы.

Сразу же после ареста начались допросы. Следова­тели требовали, чтобы владыка подписался под таким текстом протокола, который был им нужен, требовали, чтобы святитель оговорил других арестованных. В те­чение первых восьми суток допросов ему не разрешали даже присесть и не давали спать. Протокол с нелепы­ми обвинениями и лживыми показаниями был заготов­лен заранее, и сменяющие друг друга следователи сут­ками повторяли одно и то же — подпиши! подпиши! под­пиши! Однажды владыка, помолившись, перекрестил следователя, и с тем случилось нечто подобное припад­ку беснования — он стал нелепо подпрыгивать и тряс­тись. Епископ помолился и попросил Господа, чтобы не случилось вреда этому человеку. Вскоре припадок прекратился, но вместе с этим следователь снова при­ступил к владыке, требуя, чтобы тот подписал прото­кол. Однако все усилия его были напрасны — святитель не согласился оговорить себя и других.

После первых допросов часть арестованных была заключена в тюрьму в Архангельске, а часть была под конвоем доставлена в тюрьму в Усть-Сысольск (ныне г. Сыктывкар), куда был отправлен и епископ Виктор.

На следствии он явил пример мужества, сохраняя мир души и неизменно радостное настроение. Он выб­рал путь исповедничества, не ждал от безбожных вла­стей пощады и готов был пройти уготованный ему кре­стный путь до конца. По всему было видно, что гоне­ния с годами только усилятся, и потому, когда они и окончатся, то их конец увидят другие люди, пожиная плоды терпения и страданий своих предшественни­ков — мучеников и исповедников, которым Господь су­дил встретить бурю гонений во всей ее беспощадности.

В тюрьме владыка сам убирал камеру, и ему приходи­лось участвовать в различных хозяйственных работах. Однажды, вынося мусор, он увидел среди отбросов бле­стящую дощечку и попросил у конвоира разрешение взять ее с собой, ют разрешил. Эта дощечка оказалась иконой, на которой был написан образ Спаса Вседержителя. Впоследствии владыка стал хранить в киоте этой иконы антиминс, освященный в свое время священномучеником Амвросием (Гудко), епископом Сарапульским, викарием Вятской епархии.

Это заключение было особенно тяжелым для Святителя. Вернулся он очень истощенным и изможденным, но радо­стным. Дело в том, что в Архангельске ему посчастливи­лось отслужить девять литургий в сослужении шести ссыль­ных архиереев и нескольких священников. Эти удивитель­ные богослужения проходили на чердаке дома, в котором жил отец Николай (только одно это имя сохранила память монахини Ангелины и инокини Александры).

Перенесенный ревматизм давал о себе знать. В справке тюремного врача читаем: «Суставы опухшие, при пальпа­ции болезненные. При возможности, рекомендуется сухой и теплый климат». Но 10 мая 1933 года Особое Совеща­ние при Коллегии ОГПУ приговорило владыку к трем го­дам ссылки в Северный край. Он этапом пешком по без­дорожью был отправлен в тот же самый Усть-Цильмский район, но только в еще более отдаленное глухое село Нери-цу, расположенное на берегу довольно широкой, но мел­кой, бродной реки, впадающей в Печору. Сюда к нему при­ехала инокиня Александра, а монахиня Ангелина осталась в Усть-Цильме. Поселившись в Нерице, владыка много молился, иногда для молитвы уходя далеко в лес — беско­нечный, бескрайний сосновый бор.

Хозяева дома, где жил епископ Виктор, полюбили доб­рого, благожелательного и всегда внутренне радостного вла­дыку, и хозяин часто приходил к нему поговорить о вере.

Зима 1933-1934 годов была очень голодной пришли и болезни. Была при смерти дочь хозяев, девочка 12 лет. Епископ время от времени получал от своих духовных детей из Вятки и Глазова посылки, которые почти целиком раздавал нуждающимся жителям. Из присланного он поддерживал во время болезни и дочь хозяев, каждый день приносил ей несколько кусочков са­хара и горячо молился о ее выздоровлении. И девочка по молитвам епископа-исповедника стала поправляться и в конце концов выздоровела.

Местные жители посылали своих детей за водой, кото­рую нужно было носить из-под горы. Владыка частенько помогал им. Кому ведерко воды наберет, кому бурачок. Вернется домой весь мокрый усталый, но радостный. Хотя его здоровье было уже сильно подорвано, он любил это занятие — такое непосредственное общение с детьми.

Несмотря на то, что в селе до начала гонений был пра­вославный храм, здесь, как и на родине владыки в Сара­товской губернии, жило много старообрядцев, прадеды которых переехали сюда из Центральной России, но даже и они, видя, какую праведную и подвижническую жизнь он проводит, невольно проникались к нему уважением, никогда себе не позволяя смеяться над ним или заводить пустые словопрения.

После суровой зимы, которая здесь почти вся проходит в темноте и сумерках из-за короткого зимнего дня, когда невозможно далеко отойти от села без риска заблудить­ся, при наступлении весны Преосвященный стал часто и надолго уходить в лес для молитвы.

Наконец я нашел свой желанный покой

В непроходной глуши среди чащи лесной.

Веселится душа, нет мирской суеты,

Не пойдешь ли со мной, друг мой милый, и ты…

Нас молитвой святой вознесет до небес,

И архангельский хор к нам слетит в тихий лес.

В непроходной глуши мы воздвигнем собор,

Огласится мольбой зеленеющий бор…

— писал он, как сохранило церковное предание, близким и, обращаясь ко Господу, просил: «Помоги обрести мне же­ланный покой в непроходной глуши среди чащи лесной».

Сестрам хотелось похоронить владыку на кладбище в районном селе Усть-Цильме, где жило в то время много ссыльных священников и где была церковь, хотя и зак­рытая, но не разоренная, а село Нерица и маленькое сель­ское кладбище казались им настолько глухими и отдален­ными, что они опасались, что могила здесь затеряется и станет безвестной. Им с большим трудом удалось выпро­сить лошадь, якобы для того, чтобы отвезти заболевшего владыку в больницу. Они скрыли, что епископ скончал­ся, из-за боязни, что узнав об этом, лошадь не дадут. Они положили тело епископа в сани и выехали из села. Прой­дя некоторое расстояние, лошадь остановилась, положи­ла голову на сугроб и не пожелала двигаться дальше. Все их усилия не привели ни к чему, пришлось развернуться и ехать в Нерицу и хоронить епископа на маленьком сельс­ком кладбище. Они долго потом горевали, что не удалось похоронить владыку в большом селе, и только впослед­ствии выяснилось, что Господь Сам заботился, чтобы че­стные останки священноисповедника Виктора не были утрачены — кладбище в Усть-Цильме было со временем уничтожено, и все могилы срыты.

Старожилы села Нерица вспоминают, что местное кладби­ще было любимым местом игр мальчишек, но они всегда очень благоговейно относились к могилке Владыки, и останавлива­ли шалунов: «не топчите, здесь святой дедушка лежит».

Незадолго до сорокового дня после кончины Святи­теля сестры Ангелина и Александра обратились к хозяи­ну дома с просьбой наловить рыбы на поминальную тра­пезу, но хозяин отказал, сказав, что сейчас не время для лова по причине широкого разлива реки, когда люди от дома до дома на лодках плавают. И тогда Святитель явил­ся во сне хозяину и трижды попросил удовлетворить их просьбу. Но и здесь рыбак пытался объяснить епископу, что ничего нельзя сделать по причине разлива. И тогда Святитель сказал: «Ты потрудись, а Господь пошлет». Чу­десный лов рыбы произвел огромное впечатление на ры­бака, и он сказал жене: «Не простой человек жил у нас».

1 июля 1997 года были обретены мощи священноисповедника Виктора, которые остались нетленными, несмот­ря на 63 года, прошедших с погребения Святителя в бо­лотистой земле села Нерица Зырянского края… Чудеса начались уже во время обретения останков: преобразил­ся в тихого и кроткого бесновавшийся пьяный хулитель имени Божия; попросили крещения жители села Нерицы, не знавшие Церкви и ее Таинств!

2 декабря 1997 года останки Святителя Виктора были перенесены в храм Александра Невского Свято-Троиц­кого женского монастыря города Вятки.

С первого июля 2005 года мощи Святителя Виктора почивают в Преображенском храме г. Вятки.

Как вспоминали его близкие, Святитель очень лю­бил вятских людей за их простоту и искренность. Осо­бенно запомнились им его слова: «Хоть бы мертвым меня мимо Вятки пронесли».20 августа 2000 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в сонме новомучеников и исповед­ников Российских был прославлен епископ Виктор Глазовский, викарий Вятской епархии.

В октябре этого же года в Вятке прошли торжества, по­священные этому событию. Благодарная Вятка потянулась к своему новому небесному заступнику, благоухающие мощи которого исцеляют и утешают приходящих к ним с верою. В монастыре собираются данные о благодатной Божией помощи по молитвам к Святителю. Их уже немало.