Епископ Виктор (в миру Констанин Александрович Островидов) родился 20 мая 1878 года в семье псаломщика Александра Островидова и его супруги Анны. Своей малой родиной святитель считал село Золотое Камышинского уезда Саратовской губернии.
Здесь в Троицкой церкви маленький Константин постигал красоту православного Богослужения, помогая своему отцу на службах, а спустя много лет отец помогал сыну иеромонаху совершать богослужения уже в монастыре г.Хвалынска. Позже в 1907 году святитель писал из Иерусалима: «…С селом Золотым связана вся жизнь нашей семьи, а потому там и остается жить до сих пор мамаша после смерти папы…. Мне очень хотелось бы, чтобы эта связь с Золотым не прерывалась бы и после».
Константин был старшим сыном в семье и до конца жизни по отечески заботился о своих близких.
В1888 году, когда Константину исполнилось десять лет, он поступил в приготовительный класс Камышинского духовного училища, а через год был принят в первый класс. По окончании училища в 1893 году он поступил в Саратовскую Духовную семинарию и окончил ее по первому разряду со званием студента в 1899 году. В этом же году Константин Александрович поступил в Казанскую Духовную академию. Ему, как успешно выдержавшему приемные экзамены, была предоставлена стипендия.
Внешняя обстановка жизни воспитанников Академии была лишена каких-либо признаков комфорта и житейских удобств — все здесь располагало к жизни созерцательной и аскетическому подвигу.
На последнем курсе для кандидатского сочинения Константин Александрович выбрал тему «Брак и безбрачие». По окончании академии он был удостоен степени кандидата богословия с правом преподавания в Духовной семинарии.
28 июня 1903 года будущий святитель был пострижен в мантию с именем Виктор в честь мученика Виктора. Постриг совершил бывший ректор Казанской академии владыка Антоний (Храповицкий).
29 июня монах Виктор был рукоположен в иеродиакона, а 30 — в иеромонаха. 1 августа он был определен на службу в Саратовскую епархию противораскольническим миссионером.
В январе 1904 года иеромонах Виктор был назначен настоятелем Свято-Троицкого общежительного подворья Саратовского Спасо-Преображенского монастыря г. Хвалынска.
Подворье должно было действовать самостоятельно и носить чисто миссионерский характер, а со временем преобразоваться в самостоятельный монастырь. О деятельности иеромонаха Виктора по организации монастыря красноречиво рассказывает письмо его ближайшего сотрудника Алексея Брусникина Владыке Гермогену (Долганеву) от 16 марта 1904 года: «Ваше Преосвященство, Преосвященнейший Владыко. Извещаю Вас, что проводы Иеромонаха 0[тца] Виктора из Хвалынском Свято-Троицкого Подворья на весь град произвело большое впечатление; слезы лились рекою, ждали у церкви до пяти часов утра; народ взволнован не-утешимо, все скорбеют, жалеют такого незаменимого пастыря стада Христова, как просветителя тьмы.
Я сердечно сожалею Его великих трудов у нас в устройстве подворья и скита. Не дали Ему дело это докончить и нас на половине пути бросить. Сердечно скорблю; да и нельзя и не скорбеть, потому что я уже шесть и год, как прилагал все мое усердие, чтобы созиждеть святую обитель в этом темном месте, и вот до сего времени шло дело так успешно, что весь город торжествовал, а теперь что — одни слезы. А я так расстроен — до болезни, страшно боюсь, как бы не восторжествовал враг. Монахи все расстроены, плачут; что делать, не знаю. Прошу Вашего благословения и молитв, чтобы Господь укрепил нас и помог нам докончить устройство святой обители. Остаюсь болящим [нрзб.]. Жду утешения Вашего. Недостойный Алексей Брусникин». (стиль и орфография подлинника сохранены).
В эти годы ярко проявились гуманитарные дарования молодого иеромонаха, интерес к отечественной словесности, философии и психологии.
В феврале 1904 года, во время Великого поста в зале музыкального училища г.Саратова иеромонахом Виктором были прочитаны три лекции по произведениям Максима Горького, которые привлекли массу слушателей; все проходы между стульями, хоры и фойе были заняты; на лекции присутствовали Епископ Гермоген (Долганев), Саратовский губернатор Петр Столыпин с женой и дочерью, католический епископ Рооп, ректор Саратовской духовной семинарии, директоры гимназий, духовенство и миряне. В 1905 году в издании книжного магазина «Вера и знание» в Санкт-Петербурге вышли эти лекции о «недовольных людях» в произведениях М.Горького и религиозно-философская брошюра «Заметка о человеке’.
Незаурядные дарования иеромонаха Виктора в непродолжительный период служения в Саратовской епархии проявились и на поприще миссионерской деятельности среди чувашей. В основу миссионерского дела было положено обучение чувашей грамоте и совершение Богослужений на их родном языке.
Чувашские селения были разбросаны по всей обширной Саратовской епархии. Должность разъездного миссионера предназначалась для иеромонаха Виктора, который к этому времени уже фактически ее исполнял.
12 января 1905 года отец Виктор был назначен старшим иеромонахом Иерусалимской Духовной Миссии и вскоре выехал в Иерусалим.
В июле 1908 года в Киеве состоялся IV Всероссийский миссионерский съезд. В его работе принимали участие митрополиты — Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), Московский Владимир (Богоявленский) и Киевский Флавиан (Городецкий), духовенство и миряне — всего более шестисот человек.
На съезде иеромонах Виктор прочел обширный доклад, посвященный пятидесятилетнему юбилею Иерусалимской Духовной Миссии. Это было «живое слово о живых же нуждах» Миссии, в котором он высказал свои самые сокровенные мысли о Православной Церкви и миссионерском служении во Святой Земле.
Газета «Церковные ведомости» следующим образом изложила содержание доклада отца Виктора: «…Палестина и Сирия — это центр, куда стекаются представители всякого рода религиозных вероисповеданий, и притом в самом цвете их сил. Тут сосредоточена едва ли не главная работа Рима, который с наглою беззастенчивостью стремится поглотить народы Востока: католическое духовенство всевозможных видов, монашеские ордена, братства, союзы положительно наводнили города Востока…
В самое последнее время образовалось целое социалистическое общество, поставившее себе дикую задачу посредством школ и воспитания юношества вытравить всякое религиозное чувство у местных жителей и этим путем надругаться над главными святынями всего христианского мира.
Бороться с этим новым направлением можно не иначе, как оставивши горделивое себялюбие и вставши на путь искренних братских отношений, любви всех православных поместных церквей и отдельных чад их между собою.
Единство Вселенской Православной Церкви вне всяких национальных интересов безусловно должно быть поставлено во главу возможной общей нашей деятельности на Востоке. Только этот догмат единства, как бы вновь исповеданный нами, может дать Церкви православной, как внутреннюю крепость, так и силу борьбы со всяким иноверием, наводнившим и Палестину, и нашу собственную страну».
Далее в докладе иеромонаха Виктора сообщаются не лишенные интереса данные об отношении наших неправославных старообрядцев к православному Востоку. «Паломничество старообрядцев ко Гробу Господню принесет для многих, более искренних из них, ту пользу, что… рассеет ожесточенную предубежденность и предвзятость против Православной Русской Церкви через невольное наглядное созерцание ее единства с матерью Церквей — Церковью Иерусалимской, — а в ней и со всею Вселенскою».
Иеромонах Виктор рассказал также о встрече с Блаженнейшим Патриархом Востока Дамианом: «Узнавши, что я из Поволожской губернии, Блаженнейший Патриарх заметил, что, кажется, это одно из главных мест жизни наших раскольников. Трудно поверить, чтобы первосвятитель Церкви восточной, отделенный от нас тысячами верст и национальностью, знал наши раскольнические центры. И мало того, что знал, но и скорбел о них, как о своих чадах. «Бедные, несчастные они люди, — продолжал он, — их надо жалеть, любить — по Апостолу немощи немощных носить». Когда же я заметил ему, что они делают много зла для Церкви, то он недоверчиво махнул рукой: «И полно, что они нам могут сделать? ».
Все годы пребывания на Святой Земле, иеромонах Виктор тосковал о родном Поволжье, о незаконченной работе в Хвалынске. Вот что он пишет из Иерусалима на Родину: «Сам я лично после ухода из Хвалынска живу в постоянной великой скорби. Не раз просил благословения у Преосвященного Антония, чтобы вернуться назад в Хвалынск, но он не отвечает на сие… Оказывается, все ничто, если нет внутреннего мира, радости сердечной».
После четырехлетнего пребывания в Иерусалиме, в январе 1909 года иеромонах Виктор назначается инспектором Архангельского духовного училища и 27 января награждается наперсным крестом. В конце этого же года он подает прошение об увольнении с должности для поступления в число братии Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. Прошение было удовлетворено 15 октября 1909 года. Через год — 22 ноября 1910 года — иеромонах Виктор был назначен настоятелем Зеленецкого Свято-Троицкого монастыря Санкт-Петербургской епархии с возведением в сан архимандрита.
«Сам я теперь, милостиею Божиею, настоятельствую в С[вято]-Троицком Зеленецком монастыре, где почивает угодник Божий преп[одобный] Мартирий и Святитель Новгородский Корнилий. Вопреки воле о[тца] наместника Лавры наш Владыко определил меня сюда, где я и успокоился духом впервые после Хвалынска, который мне больше Бог не судил, а я почему-то все ждал».
Троицкий Зеленецкий монастырь находился в пятидесяти семи верстах от уездного города Новая Ладога. Местность, занимаемая монастырем, называлась Зеленым островом.
«Зеленый остров, — писал архимандрит Виктор в очерке о монастыре, — окружен весьма дальними, едва проходимыми и до самого почти Великого Новгорода простирающимися болотными мхами, дрябью и топями. …Все это, придавая местности, окружающей монастырь, характер печальной угрюмости, составляет из нее пустыню, как бы нарочно вигов добровольного и совершенного отшельничества, для смирения, для не развлекаемого ничем труда внутреннего, для духовного погружения в самого себя».
Через восемь лет, в сентябре 1918 года архимандрит Виктор был назначен наместником Александре — Невской Лавры в Петрограде. Но недолго пришлось ему здесь прослужить. Новые открывавшиеся викариатства требовали поставления новых архиереев из числа образованных, ревностных и опытных пастырей. И через год он был хиротонисан во епископа Уржумского, Викария Вятской епархии. Хиротония совершилась в Александро-Невской Лавре в конце декабря 1919 года, и в январе 1920 года епископ Виктор прибыл в Вятку.
Новопоставленный епископ со всем тщанием и ревностью приступил к исполнению своих архипастырских обязанностей, просвещая и научая паству вере и благочестию и с этой целью организуя общенародное пение на службах.
«Начало его деятельности, — писал епископ Глазовский Николай (Покровский), — не понравилось коммунистам; его проповедь, сам проповедник…, чем, видимо, не смущался Владыка и продолжал свое дело, свою проповедь, привлекавшую в храм народные массы. В среду на первой неделе поста, после литургии, в церкви Владыку Виктора арестовали и отправили в заключение».
Преосвященного Виктора обвинили в том, что он «агитировал против медицины» и приговорили за это к лишению свободы до окончания войны с Польшей. Вся «вина» Святителя состояла в том, что он во время эпидемии тифа призывал свою паству чаще прибегать к святыне — кропить святой водой свои жилища. Владыка провел в заключении пять месяцев.
Епископ Виктор своей ревностью в вере, благочестием и святостью жизни поразил вятскую паству, и она всем сердцем полюбила святителя, который явился для нее и любвеобильным, заботливым отцом, и вождем в деле веры и противостояния надвигающейся тьме безбожия, и мужественным исповедником православия.
В 1921 году владыка Виктор был назначен епископом Глазовским, викарием Вятской епархии, с местом жительства в Вятском Трифоновом монастыре на правах настоятеля. В Вятке владыка был постоянно окружен народом, который видел в никогда не унывающем и твердом архипастыре поддержку для себя среди неустройств и тягот жизни. После каждого богослужения люди окружали его и провожали до кельи. Дорогой он неторопливо отвечал на все многочисленные вопросы, которые ему задавали, всегда и при любых обстоятельствах сохраняя дух благожелательности и любви.
Владыка был характера прямого, чуждого лукавства, спокойного и жизнерадостного. Во всем его облике, образе действий и обращении с окружающими чувствовался подлинный христианский дух, чувствовалось, что для него главное — это любовь к Богу и ближним.
Весной 1922 года было создано и поддержано советскими властями обновленческое движение, направленное на разрушение Церкви изнутри. Святой Патриарх Тихон был заключен под домашний арест, передав церковное управление митрополиту Агафангелу, которому власти не допустили приехать в Москву, чтобы приступить к своим обязанностям. И тогда 18 июня (н.ст.) митрополит Агафангел обратился с посланием к архипастырям и всем чадам Русской Православной Церкви, советуя архиереям впредь до восстановления высшей церковной власти управлять своими епархиями самостоятельно.
В мае 1922 года во Владимире был арестован епископ Вятский Павел (Борисовский). Временно в права исполняющего обязанности управляющего Вятской епархией вступил епископ Виктор. К нему и направил свое письмо 31 мая председатель обновленческого ВЦУ епископ Антонин (Грановский). В этом письме он писал: «Позволяю себе осведомить Вас о главном руководящем принципе нового церковного строительства: ликвидация не только явных, но и потайных контрреволюционных тенденций, мир и содружество с советскою властию, прекращение всяких оппозиций ей и ликвидация патриарха Тихона, как ответственного вдохновителя непрекращавшихся внутрицерковных оппозиционных ворчаний».
В ответ на действия обновленцев, пытавшихся разрушить каноническое церковное устроение и внести смуту в церковную жизнь, владыка Виктор составил письмо к вятской пастве, объясняя суть нового явления. В нем он писал: «Некогда Господь Своими пречистыми устами сказал: «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инуде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам» (Ин.10,1-2). А божественный апостол Павел, обращаясь к пастырям Церкви Христовой, говорит: «Знаю, что по отше-ствии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих (пастырей) восстанут люди и станут говорить, превращая истину, чтобы увлечь за собою учеников. Итак, стойте на страже своей» (Деян.20,29-31).
Друга мои возлюбленные, это слово Господа и Его апостолов ныне, к великой скорби нашей, исполнилось в нашей Русской Православной Церкви. Дерзко отвергнув страх Божий, кажущиеся иерархами и иереями Церкви Христовой, составив из себя группу лиц, вопреки благословения Святейшего Патриарха и отца нашего Тихона, в настоящее время усиливаются самозванно, самочинно, воровски захватить управление Русской Церкви в свои руки, нагло объявляя себя каким-то временным комитетом по управлению делами Церкви Православной…
Други мои, умоляю вас, убоимся, как бы и нам нечаянно не сделаться, подобно сим возмутителям, отщепенцами от Церкви Божией, в которой, как говорит Апостол, все ко благочестию и Спасению нашему и вне послушания которой вечная погибель человеку. Да не случится этого с нами никогда. Хотя мы и повинны бываем перед Церковью во многих грехах, однако все-таки составляем одно тело с нею и вскормлены божественными ее догматами, и правила ее и постановления будем всемерно стараться соблюдать, а не отметать, к чему стремится это новое соборище недостойных людей…
А посему умоляю вас, возлюбленные во Христе братья и сестры, а наипаче вас, пастыри и соработники на ниве Господней, отнюдь не следовать сему самозванному раскольническому соборищу, именующему себя «церковью живой», а в действительности «трупу смердящему», и не иметь какого-либо духовного общения со всеми безблагодатными лжеепископами и лжепресвитерами, от сих самозванцев поставленными. «Не признаю епископом и не причисляю к иереям Христовым того, кто оскверненными руками к разорению веры возведен в начальники», -говорит святой Василий Великий. Таковы и ныне те, которые не по неведению, но по властолюбию вторгаются на епископские кафедры, добровольно отвергая истину Единой Вселенской Церкви и взамен того своим самочинством создавая раскол в недрах Русской Православной Церкви к соблазну и погибели верующих. Будем являть себя мужественными исповедниками Единой Вселенской Соборной Апостольской Церкви, твердо держась всех ее священных правил и божественных догматов. И особенно мы, пастыри, да не преткнемся и не будем соблазном в погибель врученной нам от Бога пастве нашей, помня слова Господни: «Аще убо свет иже в тебе, тма есть, то тма кольми» (Мф.о|23), и еще: «аще же соль обуяет» (Мф.5,13), то чем осолятся миряне.
«Умоляю вас, братия, остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них; ибо такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных. Ваша покорность вере всем известна; посему я радуюсь за вас, но желаю, чтобы вы были мудры на добро и просты на зло. Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими вскоре. Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами! Аминь». (Рим.16,17-20).
После недолгого пребывания в заключении епископ Вятский Павел был освобожден и приступил к исполнению своих обязанностей. 30 июня 1922 года Вятская епархия получила следующую телеграмму от центрального организационного комитета «Живой церкви»: «Организуйте немедленно местные группы Живой церкви на основе признания справедливости социальной революции и международного объединения трудящихся. Лозунги: белый епископат, пресвитерское управление и единая церковная касса».
3 июля епископ Павел ознакомил с телеграммой преосвященного Виктора и благочинных. Но участие в съезде «живцов» не благословил. Поддерживаемые советской властью раскольники 6 августа созвали в Москве съезд, по окончании которого были посланы уполномоченные во все российские епархии. 23 августа прибыл уполномоченный ВЦУ и в Вятку.
Никакого сотрудничества с Вятскими архиереями не последовало. В ответ на визит представителя ВЦУ преосвященный Виктор составил письмо к вятской пастве, которое было одобрено и подписано епископом Павлом и разослано по храмам епархии. В нем говорилось: «В последнее время в Москве открыла свои действия группа архиереев, пастырей и мирян под названием «живая церковь» и образовала из себя так называемое «высшее церковное управление». Объявляем вам во всеуслышание, что эта группа самозванно, без всяких на то канонических полномочий захватила в свои руки управление делами Православной Российской Церкви; все ее распоряжения по делам Церкви не имеют никакой канонической силы и подлежат аннулированию, которое, надеемся, и совершит в свое время канонически правильно составленный Поместный собор. Призываем вас не входить ни в какие сношения с группою так называемой «живою церковью» и ее управлением и распоряжения ее отнюдь не принимать, исповедуем, что в Православной кафолической Церкви Божией группового управления быть не может, а существует от времен апостольских только единое соборное управление, на основе вселенского сознания, неизменно сохраняемого в истинах святой православной веры и апостольском предании.
«Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они…» (1 Ин.4,1).
Вместе с сим умоляем вас повиноваться человеческому начальству, гражданской власти Господа ради, не за страх, а за совесть, и молиться о преуспеянии добрых гражданских начинаний во благо родины нашей. Бога бойтеся, власти чтите, всех почитайте, братство любите. Всемерно заповедуем всем быть вполне корректными и лояльными в отношении к существующей власти, отнюдь не допускать так называемых контрреволюционных выступлений и всеми зависящими мерами содействовать существующей гражданской власти в заботах и предприятиях ее, направленных к мирному и спокойному течению общественной жизни. Устроением Божиим Церковь отделена от государства, и да будет она только тем, что она есть по своей внутренней природе, то есть мистическим благодатным телом Христовым, вечным священным кораблем, приводящим верных чад своих к тихой пристани — животу вечному.
Призываем всех вас устроять жизнь свою на великих заветах евангельской любви, взаимного снисхождения и всепрощения, на незыблемом основании веры апостольской, с соблюдением добрых церковных преданий, — да о всем славится Бог Господем нашим Иисусом Христом. Аминь».
Уже на следующий день, 25 августа, епископы Павел и Виктор и с ними несколько священников были арестованы, а 1 сентября был арестован секретарь губернского суда Александр Вонифатьевич Ельчугин, близкий друг и помощник святителя, бывший его иподиакон.
На допросе 28 августа владыка Виктор на вопрос следователя, кто составил послание против обновленцев, ответил: «Воззвание против ВЦУ и группы «Живой церкви», обнаруженное при обыске, составлено мной и разослано в количестве пяти-шести экземпляров».
Вятское ГПУ сочло, что дело имеет важное значение, и, учитывая популярность епископа Виктора в Вятке, решило отправить обвиняемых в Москву, в Бутырскую тюрьму.
Верующим стало известно, что владыку отправляют из Вятки в Москву. Узнав время отправления поезда, люди устремились на вокзал. Они несли продукты, вещи, кто что мог. Для разгона пришедших провожать епископа власти направили отряд милиции. Поезд тронулся. Люди устремились к вагону, несмотря на охрану. Многие плакали. Епископ Виктор из окна вагона благословлял и благословлял свою паству.
В тюрьме в Москве преосвященный Виктор был снова допрошен. На вопрос следователя, как он относится к обновленцам, владыка ответил: «Признать ВЦУ я не могу по каноническим основаниям…».
23 февраля 1923 года епископы Павел и Виктор были приговорены к трем годам ссылки. Местом ссылки для владыки Виктора стал Нарымский край Томской области, где его поселили в маленькой деревеньке, расположенной среди болот, с единственным путем сообщения — по реке. К нему туда приехала его духовная дочь монахиня Мария, которая помогала ему в ссылке и впоследствии сопровождала его во многих скитаниях и переселениях с места на место.
В ссылке владыка часто писал своим духовным детям в Вятку. Большая часть писем во время гонений последующих лет была утрачена, но сохранилось несколько писем одной семье, которую владыка опекал и поддерживал во время своего пребывания в Вятке.
«Дорогие Валя, Зоя, Шура и Надя! Спасибо вам за память. Всегда молитвенно вспоминаю всех вас с мамой вместе. Не могу вас забыть за вашу ревность и усердие к храму Божию, к молитве. Благодать Божия да укрепляет ваш дух ревности о своем вечном спасении в Боге и на будущее время.
Милостию Божиею я жив и здоров за ваши молитвы. Место наше глухое, народ живет бедно, а почтовое сообщение весьма трудно. Почта за 60 верст, и один не пойдешь — медведи в тайге, да и не пройдешь пешком, а надо на лодке. Вот и ждешь случая, с кем послать письма. Летом все время ловил рыбу то на реке Кети, то на озерах, а теперь рыба перестала ловиться, сижу дома… Молимся мы дома, а в церковь не ходим, так как священник перешел на сторону еретиков антицерковников (живоцерковников), а молитвенное общение с еретиками погибель души. Народ ничего не знает и не слышит, духовенство от него все скрывает. Крестьяне сердечно относятся к нам и помогают: приносят молочка, картошки, а мы с ними делимся лекарствами. Ребятишки малые ходят почти голыми — нечего надеть, и все болеют от холода… Мужчины с осени уезжают на промыслы далеко, верст за двести, в глушь, в тайгу за белкой или рыбу ловить неводами — вот этим и живут, а своего хлеба совсем мало. Кругом непроходимые болота.
Всегда вспоминаю вас, вашу любовь, и не забывайте и вы меня в молитвах своих, только с еретиками не молитесь, а лучше дома, если не будет православного храма. Благодать Божия да хранит вас вместе с мамой вашей, рабой Божией Александрой, от всякого зла и погибели. Привет и благословение всем знаемым во Христе. Любящий вас любовию во Христе Епископ Виктор».
«Дорогие мои Валя, Зоя, Надя и Шура с досточтимой мамою Александрой Феодоровной!
Прошлое письмо ваше мы получили поздно, оно долго лежало на почте, не было кому поручить его, а потому и поздравить тебя, Валя, с днем Ангела не мог, хотя все-таки послал тебе поздравление и приветствиечерез кого-то другого, а через кого именно — забыл. Очень хорошо сделала, что на день именин посетила владыку Авраамия: лучшего ничего и придумать нельзя было. Господь да не оставит тебя за это святое дело. Владыка Авраамий — великий человек по своему смирению пред Богом. Наверное, его тоже сошлют куда-либо далеко. Помоги ему, Господи!
Вы спрашиваете о здоровье моем — ничего, слава Богу, здоров, а немного болел ревматизмом…
Любовь моя во Христе с вами. Епископ Виктор».
17/30 марта 1924 года.
«Дорогая во Христе сестра Валя с Зоей, Надей и Шурой и боголюбезнейшей мамой Александрой Феодоровной!
Я живу милостию Божией хорошо. Только все опасаюсь, как бы опять куда на «курорт» не попасть. Враг Православной Церкви — обновленцы — ведь не дремлют, а, наверное, опять какие-либо козни против нас строят. Бог им судья. Не ведят, что творят. Они ведь, пожалуй, думают, что, предавая нас на страдания, «служат Богу», как об этом предсказывал Сам Господь во Святом Евангелии…
Любящий всех вас
Епископ Виктор».
6 декабря 1924 г.
Срок ссылки закончился 23 февраля 1926 года, и ссыльным архиереям было разрешено вернуться в Вятскую епархию. Весной 1926 года владыка Павел (уже архиепископ) и епископ Виктор прибыли в Вятку.
Прибывшие в епархию архиереи-исповедники сразу же принялись за восстановление разрушенного епархиального управления, почти в каждой проповеди они разъясняли верующим о пагубности обновленческого раскола. Архиереи обратились к пастве с посланием, в котором писали, что единственным законным главой Русской Православной Церкви является Местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр, и призывали всех верующих отойти от раскольничьих группировок и объединиться вокруг митрополита Петра.
Для Вятской епархии вернувшиеся из ссылки архиереи-исповедники были единственным законным священноначалием, и после их обращения к пастве и ее увещания начался массовый возврат приходов в Патриаршую Церковь. Обеспокоенные обновленцы потребовали от архиереев прекратить свою деятельность против них, а иначе, поскольку обновленцы — единственная подлинно лояльная советской власти церковная организация, действия православных епископов будут расценены как контрреволюционные. Архиереи не уступили обновленческим угрозам и отказались вести с ними какие бы то ни было переговоры.
Архиепископ Павел был арестован 14 мая 1926 года в Вятке. Власти обвинили его в том, что он в проповеди говорил о гонениях на православную веру, призывал верующих «лучше пострадать за веру, чем поклоняться сатане».
Епископ Виктор был арестован в поезде, когда тот проезжал через Вологду.
Перед арестом святитель Виктор навестил своего старого Вятского знакомого Никифора Ивановича Кремлева, церковного ювелира, впоследствии расстрелянного. Провожая святителя, пятилетняя дочь Кремлева вдруг неожиданно сказала: «Владыка к нам больше не придет, его заберут по дороге». Так ребенок по воле Божией предсказал арест святителя.
Сразу же после допроса архиереи были направлены под конвоем в Москву. Причиной столь спешной отправки вятских архипастырей была любовь к ним верующего народа и опасение того, что их попытаются освободить.
Через некоторое время архиереи были переведены из внутренней тюрьмы ОГПУ в Бутырскую. Здесь им объявили, что Особое Совещание при Коллегии ОГПУ от 20 августа 1926 года постановило лишить их права проживания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону, Вятке и соответствующих губерниях, с прикреплением к определенному месту жительства сроком на три года. Место пребывания можно было до некоторой степени выбирать самому. Епископ Виктор выбрал город Глазов Ижевской губернии Вотской области, поближе к своей вятской пастве.
Во время своего краткого пребывания в Москве после освобождения из тюрьмы владыка встретился с заместителем Местоблюстителя митрополитом Сергием и в соответствии со своим местом ссылки был назначен епископом Ижевским и Боткинским, временно управляющим Вятской епархией.
29 июля 1927 года митрополит Сергий выпустил по требованию властей Декларацию, публикация которой была поставлена как одно из условий легализации церковного управления. Разномыслие иерархов после опубликования Декларации оказалось столь велико, что поставило их на грань разрыва, который не произошел лишь благодаря главе Русской Православной Церкви святому митрополиту Петру.
Преосвященный Виктор принадлежал к тем, кто не считал публикацию Декларации полезной и нужной. Получив ее, он, как и многие другие архипастыри и пастыри, усмотрел в ней призыв к слишком близкому сотрудничеству с правительством на политическом поприще, то есть то, что предлагалось когда-то обновленцами, за сопротивление и несогласие с которыми владыка претерпел узы и изгнание.
Человек прямой, лишенный лукавства, епископ Виктор не счел возможным прочитать Декларацию верующим, но не счел он возможным и промолчать, будто ее и не было, как сделали многие другие архиереи, которые, будучи несогласны с Декларацией, не объявили о своем несогласии. Он отослал документ обратно митрополиту Сергию, сопроводив его объяснительным письмом.
Вскоре владыка получил распоряжение высокопреосвященного Сергия о назначении его епископом Шадринским, временно управляющим Екатеринбургской епархией. Будучи административно высланным в Глазов, епископ Виктор не мог покинуть места своего жительства без разрешения властей. В декабре 1927 года владыка пришел к решению отказаться от назначения епископом Шадринским, о чем 16 декабря написал митрополиту Сергию.
После этого 23 декабря он был уволен от управления Шадринским викариатством Екатеринбургской епархии. С этого времени началась пора взаимных обвинений и острой полемики.
Оставаясь в каноническом подчинении Местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Петру, епископ Виктор, живя в ссылке в Глазове, продолжал управлять Вятской епархией.
В феврале 1928 года епископ написал «Послание к пастырям», в котором высказал свое отношение к Декларации митрополита Сергия. В частности, он писал: «Иное дело — лояльность отдельных верующих по отношению к гражданской власти, и иное -внутренняя зависимость самой Церкви от гражданской власти. При первом положении Церковь сохраняет свою духовную свободу во Христе, а верующие делаются исповедниками при гонении на веру; при втором положении она (Церковь) лишь послушное орудие для осуществления политических идей гражданской власти, исповедники же веры здесь являются уже государственными преступниками…
Ведь так рассуждая, мы должны будем считать врагом Божиим, например, святителя Филиппа, обличавшего некогда Иоанна Грозного и за это от него удушенного, более того, мы должны причислить к врагам Божиим самого великого Предтечу, обличавшего Ирода и за то усеченного мечом».
Прошло чуть больше месяца со времени написания этого послания, как в Секретном отделе ОГПУ появилось распоряжение от 30 марта 1928 года арестовать епископа Виктора и доставить в Москву во внутреннюю тюрьму ОГПУ. 4 апреля владыка был арестован и доставлен в тюрьму в город Вятку, где ему 6 апреля было объявлено, что он находится под следствием.
В безбожной прессе началась кампания против епископа Виктора и других исповедников; в газетах писали: «В Вятке ГПУ открыло организацию церковников и «монархистов», возглавлявшуюся Вятским епископом Виктором. Организация имела в деревне свои ячейки из женщин, именуемые «сестричествами»».
Вскоре преосвященный Виктор был отправлен под конвоем в тюрьму в Москву.
В Москве следователь предъявил ему текст «Послания к пастырям».
Знаком ли вам этот документ? — спросил следователь.
Этот документ составлен мною.
В вашем документе встречается несколько раз термин «исповедничество», что он должен означать?
Документ обращен не ко всем верующим, а только к пастырям. Понятие «исповедничество» означает твердость в вере и мужество в своих убеждениях, несмотря на соблазны, материальные лишения, стеснения и гонения.
Филипп, митрополит Московский, и Иоанн так называемый «креститель»; скажите, они подходят под понятия «исповедников»?
Поскольку они были обличителями неправды, они являются исповедниками.
Значит, такого рода деятельность также подходит под понятие исповедничества?
-Да, поскольку она связана с верой.
«Исповедничество» указанных выше лиц заключалось в их деятельности против представителей государственной власти, за что они и были подвергнуты репрессиям?
Они выступали против Ивана Грозного и Ирода как против неправильно поступающих, грешных людей, а не как против гражданской власти.
Значит, «исповедничество» рекомендуется только в случаях насилия власти над верующими в делах веры или при гонениях?
Да, только при насилиях и гонениях; оно может быть и независимо от гражданской власти.
В мае следствие было закончено, и владыке было предъявлено обвинение: «…епископ Виктор Островидов занимался систематическим распространением антисоветских документов, им составляемых и отпечатываемых на пишущей машинке. Наиболее антисоветским из них по содержанию являлся документ — послание к верующим с призывом не бояться и не подчиняться советской власти как власти диавола, а претерпеть от нее мученичество, подобно тому, как терпели мученичество за веру в борьбе с государственной властью митрополит Филипп или Иван, так называемый «креститель»».
18 мая 1928 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Виктора к трем годам заключения в концлагерь. В июле владыка прибыл на Соловки. Начался исповеднический путь святителя в узах. Его назначили на работу бухгалтером канатной фабрики. Профессор Андреев, находившийся в Соловецком концлагере вместе с владыкой, так описывает его жизнь в лагере: «Домик, в котором находилась бухгалтерия и в котором жил владыка Виктор, находился… в полуверсте от кремля, на опушке леса. Владыка имел пропуск для хождения по территории от своего домика до кремля, а потому мог свободно… приходить в кремль, где в роте санитарной части, в камере врачей, находились: владыка епископ Максим (Жижиленко)… вместе с врачами лагеря доктором К.А. Косинским, доктором Петровым и мною…
Владыка Виктор приходил к нам довольно часто вечерами, и мы подолгу беседовали по душам. Для «отвода глаз» начальства роты обычно мы инсценировали игру в домино за чашкой чая. В свою очередь мы все четверо, имевшие пропуска для хождения по всему острову, часто приходили… якобы «по делам» в домик на опушке леса к владыке Виктору. В глубине леса, на расстоянии одной версты, была полянка, окруженная березами. Эту полянку мы называли «кафедральным собором» нашей соловецкой катакомбной церкви, в честь Пресвятой Троицы. Куполом этого собора было небо, а стенами — березовый лес. Здесь изредка происходили наши тайные богослужения. Чаще такие богослужения происходили в другом месте, тоже в лесу, в «церкви» имени св. Николая Чудотворца. На богослужения, кроме нас пятерых, приходили еще и другие лица: священники отец Матфей, отец Митрофан, отец Александр, епископы Нектарий (Трезвинский), Иларион (викарий Смоленский )…
Владыка Виктор был небольшого роста… всегда со всеми ласков и приветлив, с неизменной светлой радостной тонкой улыбкой и лучистыми светлыми глазами. «Каждого человека надо чем-нибудь утешить», — говорил он и умел утешать всех и каждого. Для каждого встречного у него было какое-нибудь приветливое слово, а часто даже и какой-нибудь подарочек. Когда после полугодового перерыва открывалась навигация и в Соловки приходил первый пароход, тогда обычно владыка Виктор получал сразу много вещевых и продовольственных посылок с материка. Все эти посылки через несколько дней владыка раздавал, не оставляя себе почти ничего…
Беседы между владыками Максимом и Виктором, свидетелями которых часто бывали мы, врачи санитарной части, жившие в одной камере с владыкой Максимом, представляли исключительный интерес и давали глубокое духовное назидание…
Владыка Максим был пессимист и готовился к тяжелым испытаниям последних времен, не веря в возможность возрождения России. А владыка Виктор был оптимист и верил в возможность короткого, но светлого периода, как последнего подарка с неба для измученного русского народа».
В Соловецком концлагере владыка пробыл все три года. Один из заключенных лагеря, писатель Олег Волков, вспоминал впоследствии о своем знакомстве с епископом: «Проводить меня пришел из кремля вятский епископ Виктор. Мы прохаживались с ним невдалеке от причала. Дорога тянулась вдоль моря. Было тихо, пустынно. За пеленою ровных, тонких облаков угадывалось яркое северное солнце. Преосвященный рассказывал, как некогда ездил сюда с родителями на богомолье из своей лесной деревеньки.
В недлинном подряснике, стянутом широким монашеским поясом, и подобранными под теплую скуфью волосами, отец Виктор походил на великорусских крестьян со старинных иллюстраций. Простонародное, с крупными чертами лицо, кудловатая борода, окающий говор — пожалуй, и не догадаешься о его высоком сане. От народа же была и речь преосвященного — прямая, далекая свойственной духовенству мягкости выражений. Умнейший этот человек даже чуть подчеркивал свою слитность с крестьянством.
— Ты, сынок, вот тут с год потолкался, повидал все, в храме бок о бок с нами стоял. И должен все это сердцем запомнить. Понять, почему сюда власти попов да монахов согнали. Отчего это мир на них ополчился? Да, нелюба ему правда Господня стала, вот дело в чем! Светлый лик Христовой церкви — помеха, с нею темные да злые дела неспособно делать. Вот ты, сынок, об этом свете, об этой правде, что затаптывают, почаще вспоминай, чтобы самому от нее не отстать. Поглядывай в нашу сторону, в полунощный край небуш-ка, не забывай, что тут хоть туго да жутко, а духу легко… Ведь верно?
…Обновляющее, очищающее душу воздействие соловецкой святыни… теперь овладело мною крепко. Именно тогда я полнее всего ощутил и уразумел значение веры».
В эти же годы в Соловецком лагере находился молодой студент из Петербурга, будущий академик Дмитрий Сергеевич Лихачев.
Узнав о предстоящей канонизации святителя Виктора, он прислал в Вятскую епархиальную газету письмо, где вспоминает: «…Владыка Виктор был настоящий христианин. И службу совершал, так как имел антиминс. Работал владыка в Сельхозе, где были коровы. Ему полагались сметана и творог. Он раздавал большую часть нуждающимся. Однажды я получил от него и зеленый лук.
Он всегда был радостен — даже когда его насильно брили и обрезали полы одежды. Любил пошутить, развеселить, приободрить.
Удивительный был человек. После его благословения чувствовал я себя легко: точно он приобщил меня к своей радости. Помогал он и атеистам. Чувствовали, что он всех нас (молодежь) любит. Всем святым заклинаю вас, что владыка Виктор был христианин до глубины души».
В1929 году преосвященный Виктор, не считая себя виновным, написал прошение в Коллегию О ГПУ о досрочном освобождении, в котором ему было отказано.
4 апреля 1931 года кончился срок заключения, но епископ Виктор не был освобожден, как и многие архиереи, являвшиеся образцом пламенной веры. Преосвященный Виктор был обречен властями до смерти терпеть узы неволи, и 10 апреля 1931 года Особое Совещание Коллегии ОГПУ приговорило его к ссылке в Северный край на три года.
Местом ссылки епископу была назначена деревня Караванная вблизи районного села Усть-Цильмы на берегу реки Печоры. Здесь ему стали помогать монахиня Ангелина и инокиня Александра, подвизавшиеся ранее в одном из монастырей Пермской епархии, сосланные сюда после закрытия монастыря. Две эти подвижницы уже закончили срок своей ссылки, но остались ради Святителя, помогая ему вынести тяготы ссыльного быта.
Местные власти и ОГПУ преследовали ссыльных и особенно духовенство здесь еще более рьяно, чем на свободе. И в конце концов все православные священники и миряне были арестованы.
Сразу же после ареста начались допросы. Следователи требовали, чтобы владыка подписался под таким текстом протокола, который был им нужен, требовали, чтобы святитель оговорил других арестованных. В течение первых восьми суток допросов ему не разрешали даже присесть и не давали спать. Протокол с нелепыми обвинениями и лживыми показаниями был заготовлен заранее, и сменяющие друг друга следователи сутками повторяли одно и то же — подпиши! подпиши! подпиши! Однажды владыка, помолившись, перекрестил следователя, и с тем случилось нечто подобное припадку беснования — он стал нелепо подпрыгивать и трястись. Епископ помолился и попросил Господа, чтобы не случилось вреда этому человеку. Вскоре припадок прекратился, но вместе с этим следователь снова приступил к владыке, требуя, чтобы тот подписал протокол. Однако все усилия его были напрасны — святитель не согласился оговорить себя и других.
После первых допросов часть арестованных была заключена в тюрьму в Архангельске, а часть была под конвоем доставлена в тюрьму в Усть-Сысольск (ныне г. Сыктывкар), куда был отправлен и епископ Виктор.
На следствии он явил пример мужества, сохраняя мир души и неизменно радостное настроение. Он выбрал путь исповедничества, не ждал от безбожных властей пощады и готов был пройти уготованный ему крестный путь до конца. По всему было видно, что гонения с годами только усилятся, и потому, когда они и окончатся, то их конец увидят другие люди, пожиная плоды терпения и страданий своих предшественников — мучеников и исповедников, которым Господь судил встретить бурю гонений во всей ее беспощадности.
В тюрьме владыка сам убирал камеру, и ему приходилось участвовать в различных хозяйственных работах. Однажды, вынося мусор, он увидел среди отбросов блестящую дощечку и попросил у конвоира разрешение взять ее с собой, ют разрешил. Эта дощечка оказалась иконой, на которой был написан образ Спаса Вседержителя. Впоследствии владыка стал хранить в киоте этой иконы антиминс, освященный в свое время священномучеником Амвросием (Гудко), епископом Сарапульским, викарием Вятской епархии.
Это заключение было особенно тяжелым для Святителя. Вернулся он очень истощенным и изможденным, но радостным. Дело в том, что в Архангельске ему посчастливилось отслужить девять литургий в сослужении шести ссыльных архиереев и нескольких священников. Эти удивительные богослужения проходили на чердаке дома, в котором жил отец Николай (только одно это имя сохранила память монахини Ангелины и инокини Александры).
Перенесенный ревматизм давал о себе знать. В справке тюремного врача читаем: «Суставы опухшие, при пальпации болезненные. При возможности, рекомендуется сухой и теплый климат». Но 10 мая 1933 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило владыку к трем годам ссылки в Северный край. Он этапом пешком по бездорожью был отправлен в тот же самый Усть-Цильмский район, но только в еще более отдаленное глухое село Нери-цу, расположенное на берегу довольно широкой, но мелкой, бродной реки, впадающей в Печору. Сюда к нему приехала инокиня Александра, а монахиня Ангелина осталась в Усть-Цильме. Поселившись в Нерице, владыка много молился, иногда для молитвы уходя далеко в лес — бесконечный, бескрайний сосновый бор.
Хозяева дома, где жил епископ Виктор, полюбили доброго, благожелательного и всегда внутренне радостного владыку, и хозяин часто приходил к нему поговорить о вере.
Зима 1933-1934 годов была очень голодной пришли и болезни. Была при смерти дочь хозяев, девочка 12 лет. Епископ время от времени получал от своих духовных детей из Вятки и Глазова посылки, которые почти целиком раздавал нуждающимся жителям. Из присланного он поддерживал во время болезни и дочь хозяев, каждый день приносил ей несколько кусочков сахара и горячо молился о ее выздоровлении. И девочка по молитвам епископа-исповедника стала поправляться и в конце концов выздоровела.
Местные жители посылали своих детей за водой, которую нужно было носить из-под горы. Владыка частенько помогал им. Кому ведерко воды наберет, кому бурачок. Вернется домой весь мокрый усталый, но радостный. Хотя его здоровье было уже сильно подорвано, он любил это занятие — такое непосредственное общение с детьми.
Несмотря на то, что в селе до начала гонений был православный храм, здесь, как и на родине владыки в Саратовской губернии, жило много старообрядцев, прадеды которых переехали сюда из Центральной России, но даже и они, видя, какую праведную и подвижническую жизнь он проводит, невольно проникались к нему уважением, никогда себе не позволяя смеяться над ним или заводить пустые словопрения.
После суровой зимы, которая здесь почти вся проходит в темноте и сумерках из-за короткого зимнего дня, когда невозможно далеко отойти от села без риска заблудиться, при наступлении весны Преосвященный стал часто и надолго уходить в лес для молитвы.
Наконец я нашел свой желанный покой
В непроходной глуши среди чащи лесной.
Веселится душа, нет мирской суеты,
Не пойдешь ли со мной, друг мой милый, и ты…
Нас молитвой святой вознесет до небес,
И архангельский хор к нам слетит в тихий лес.
В непроходной глуши мы воздвигнем собор,
Огласится мольбой зеленеющий бор…
— писал он, как сохранило церковное предание, близким и, обращаясь ко Господу, просил: «Помоги обрести мне желанный покой в непроходной глуши среди чащи лесной».
Сестрам хотелось похоронить владыку на кладбище в районном селе Усть-Цильме, где жило в то время много ссыльных священников и где была церковь, хотя и закрытая, но не разоренная, а село Нерица и маленькое сельское кладбище казались им настолько глухими и отдаленными, что они опасались, что могила здесь затеряется и станет безвестной. Им с большим трудом удалось выпросить лошадь, якобы для того, чтобы отвезти заболевшего владыку в больницу. Они скрыли, что епископ скончался, из-за боязни, что узнав об этом, лошадь не дадут. Они положили тело епископа в сани и выехали из села. Пройдя некоторое расстояние, лошадь остановилась, положила голову на сугроб и не пожелала двигаться дальше. Все их усилия не привели ни к чему, пришлось развернуться и ехать в Нерицу и хоронить епископа на маленьком сельском кладбище. Они долго потом горевали, что не удалось похоронить владыку в большом селе, и только впоследствии выяснилось, что Господь Сам заботился, чтобы честные останки священноисповедника Виктора не были утрачены — кладбище в Усть-Цильме было со временем уничтожено, и все могилы срыты.
Старожилы села Нерица вспоминают, что местное кладбище было любимым местом игр мальчишек, но они всегда очень благоговейно относились к могилке Владыки, и останавливали шалунов: «не топчите, здесь святой дедушка лежит».
Незадолго до сорокового дня после кончины Святителя сестры Ангелина и Александра обратились к хозяину дома с просьбой наловить рыбы на поминальную трапезу, но хозяин отказал, сказав, что сейчас не время для лова по причине широкого разлива реки, когда люди от дома до дома на лодках плавают. И тогда Святитель явился во сне хозяину и трижды попросил удовлетворить их просьбу. Но и здесь рыбак пытался объяснить епископу, что ничего нельзя сделать по причине разлива. И тогда Святитель сказал: «Ты потрудись, а Господь пошлет». Чудесный лов рыбы произвел огромное впечатление на рыбака, и он сказал жене: «Не простой человек жил у нас».
1 июля 1997 года были обретены мощи священноисповедника Виктора, которые остались нетленными, несмотря на 63 года, прошедших с погребения Святителя в болотистой земле села Нерица Зырянского края… Чудеса начались уже во время обретения останков: преобразился в тихого и кроткого бесновавшийся пьяный хулитель имени Божия; попросили крещения жители села Нерицы, не знавшие Церкви и ее Таинств!
2 декабря 1997 года останки Святителя Виктора были перенесены в храм Александра Невского Свято-Троицкого женского монастыря города Вятки.
С первого июля 2005 года мощи Святителя Виктора почивают в Преображенском храме г. Вятки.
Как вспоминали его близкие, Святитель очень любил вятских людей за их простоту и искренность. Особенно запомнились им его слова: «Хоть бы мертвым меня мимо Вятки пронесли».20 августа 2000 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в сонме новомучеников и исповедников Российских был прославлен епископ Виктор Глазовский, викарий Вятской епархии.
В октябре этого же года в Вятке прошли торжества, посвященные этому событию. Благодарная Вятка потянулась к своему новому небесному заступнику, благоухающие мощи которого исцеляют и утешают приходящих к ним с верою. В монастыре собираются данные о благодатной Божией помощи по молитвам к Святителю. Их уже немало.