Архиепископ Ювеналий (в схиме Иоанн) (Килин) (1875-1958)
Родом он с берегов реки Камы. Родился в селе, в 40 км от небольшого городка Сарапула в благочестивой семье. Можно предположить, что отец его Кельсий Килин — был из духовного звания. Не могло быть случайностью то, что трое из четырех детей оказались впоследствии связаны с церковью, монастырями. Оба брата Иоанн (имя, данное при рождении) и Владимир с молодости служили Господу. Владимир стал протоиереем, оказавшись в ссылке в советские годы. С его женой архиепископ Ювеналий переписывался и встречался в Сибири.
Одна из сестер, Серафима, осталась в родительском доме, упокоившись на старом сельском кладбище рядом с родителями. О другой (возможно, старшей) он сообщит позже в письме своей духовной дочери, пермской схимонахине Евсевии: «Мать Аглаида, монахиня, сестра моя, скончалась на даче Обнинской, где-то в скиту в Соликамском уезде, вскоре после того, как Советы заняли тот край, — от сыпного тифа, заразившись от солдат тифозных, за которыми она там ухаживала». Может быть, сестра его была монахиней Обвинского Верх-Язьвинского монастыря или там приняла постриг.
Семейство Килиных, по-видимому, имело прочные корни на Сарапульской земле, где жили еще и сродники по фамилии Кирьяновы. Иоанн был с юности авторитетом для двоюродных братьев. В последнее десятилетие жизни Владыки один из них — Димитрий Иванович был его келейником и в Ижевске вел хозяйство в доме Архиепископа Ювеналия.
Духовное созревание Иоанна Килина несомненно было связано с родительским воспитанием. До поступления в Белогорский монастырь Иоанн окончил Сарапульское духовное училище. В1896 г., когда Иоанн пришел в Белогорский монастырь, ему исполнился 21 год. Это был юноша, уже убежденный в правоте веры православной, что немало способствовало его сравнительно быстрому духовному росту как послушника На его глазах и при его непосредственном участии шло строительство монастырских храмов, зарождалось и росло монастырское хозяйство, был построен Братский корпус Свято-Николаевского Белогорского монастыря с уставом, близким к Афонскому.
Жизнь и труд в Белогорской общине, руководимой архимандритом Варлаамом, была хорошей школой. Здесь он нашел свое призвание, проявились в нем уже и качества монаха — подвижника. Постриг его в монахи был совершен в 1900г. С именем Ювеналия вскоре он был посвящен в иеродиаконы. Через два года он был хиротонисан в сан иеромонаха (1902) и начал вести богослужения.
В сентябре 1899 г. в Перми открылось подворье Белогорской обители. Храм во имя Свт. Иоанна Златоустого был достроен позже, в 1902 г. Для этого было пожертвовано усадебное место мещанской девицей Параскевой Андреевной Митрофановой. На строительство двухэтажного деревянного дома средства пожертвовал купец Григорий Васильевич Бердинский. На подворье проживало 50 человек обслуживающей его братии. Заведовал подворьем поначалу иеромонах Герасим. Здесь останавливались по делам службы настоятель монастыря и братия. По рассказам пермяков, оно находилось вблизи улицы Петропавловской (ныне Коммунистической), в трех кварталах от набережной Камы. Еще в 30 гг. сохранялись остатки деревянных построек за забором, где жили монахини — примерно напротив современного здания областной библиотеки им. Горького.
В 1904 г. на подворье приходит иеромонах Ювеналий. Это был бурный период жизни Белогорской обители, расширявшей сферу своей деятельности, когда уже был заложен главный Крестовоздвиженский храм и начато строительство скитов.
Труженик активно прилагавший усилия к воспитаниюмолодых послушников обители и участию в делах по поднятию монастырского хозяйства, иеромонах Ювеналий заслужил честь возглавить Белогорское подворье в г. Перми (1904). О. Ювеналий, выполняя и роль настоятеля, прекрасно вел литургии, особенно в престольный праздник. Не раз приходил в храм читать слово Иоанна Златоуста инспектор Пермской духовной семинарии Н. И. Знамировский, отличный проповедник и воспитатель будущих пастырей. Заведование подворьем дало о. Ювеналию не только навык в строительстве, но и практический и организаторский опыт для руководства послушниками.
В том же 1904 году, 24 июня, был заложен первый скит монастыря — в лесу, в 5 верстах от Белой горы. Его начальником стал игумен Серафим. Через год — в июне 1905 г. торжественно отмечалось освящение первого храма Серафиме — Алексеевского скита. Иеромонах Ювеналий возглавил крестный ход (около 7 тысяч верующих) из Перми на Белую гору, приуроченный к этому событию. При подходе к скиту верующие пели тропарь: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы благоверному Императору Николаю Александровичу на супротивные даруя и Твое сохраняя крестом Твоим жительство». Отметив радостно со своим другом о. Серафимом открытие первого скита, иеромонах Ювеналий (к тому времени и он получил сан игумена, хотя в некрологе указан 1912 г.) тоже скоро станет скитоначальником.
Крестьяне Еловской волости Осинского уезда подарили Белогорскому монастырю землю (неподалеку от пристани Елово). Для создания там нового скита под названием Фаворская Спасо — Преображенская пустынь Пермской епархии лучшей кандидатуры, чем игумен Ювеналий, не нашлось. В мае 1909 г. он принимает новое ответственное послушание и приступает к строительству пустыни. В июле того же года он участвовал в работе I Всероссийского иноческого съезда в Троице — Сергиевой Лавре.
Известно несколько имен иеромонахов, которые не только были членами общины пустыни, не только начинали ее строить, но и были рядом с ним в дальнейших его скитаниях (например, иеромонах Петр Семеновых, игумен в 1940 гг.) Имя архитектора, который составлял проект Фаворской пустыни, неизвестно. На изданной до 1917 г. открытке с ее видом — склон горы (седлообразной формы), покрытый лесом. На этом склоне возвышается расположенные ступенями двух- и одноэтажные деревянные постройки. С левой стороны вверху их венчает храм Преображения Господня. Всего около 10 строений, по-видимому, возникших в 1909 — 1917 гг. К сожалению, от этого сейчас почти ничего не сохранилось. Из рассказа прихожанки Людмилы, у которой дочь в 2006 г. работает в Елово, в одном сохранившемся деревянном доме находится психодиспансер. Лишь по отрывочным документам об оценке строений пустыни (страховые карточки из РГИА за 1907 и 1917 гг.) можно к этому добавить, что на пароходной пристани в Елово был 2-этажный деревянный дом «подворье» для приезжающей публики, построенный в 1914 г. Там же найден план богадельни «для увечных воинов, старцев и калек». Трудно сказать, был ли осуществлен сей проект, разрешенный по постановлению Пермского епархиального начальства от 5 февраля 1916 г. Описание и размер сих строений засвидетельствованы подписями настоятеля Фаворской Спасо-Преображенской пустыни архимандрита Ювеналия (в 1914 г. он получил это звание), настоятеля Церкви с. Елово священника Павла Максимова, священника Иоанна Зебзеева и черноризца Афанасия Путинцева. На бланке богадельни стоят подписи члена Пермской консистории священника Константина Широкинского и казначея Фаворской пустыни иеромонаха Ермогена. Интересно отметить, что у пустыни было небольшое подворье и в г. Оса. Это два деревянных дома на каменных фундаментах и надворные постройки (амбар, конюшни). В первом был пристрой для алтаря домашней церкви. А второй использовался для жилья, возможно и паломников, построенный уже в 1919 г. Обследование недвижимости Фаворской пустыни в Осе было проведено благочинным Осинского уезда прот. Алексанром Заведеевым, последней стоит подпись иеромонаха Петра.
Фаворская Спасо-Преображенская пустынь была одним из известных святых мест Пермской епархии. Поэтому неудивительно, что первая остановка во время пермского паломничества вел. кн. Елисаветы Феодоровны, плывшей до Перми летом 1914 г. пароходом «Межень», была сделана в Елово. Ее встретил игумен Ювеналий, показавший ей Фаворскую пустынь. Пребывание было кратковременным (на всю поездку по Пермской губернии ушло лишь 10 дней с 11 по 20 июля), поэтому вряд ли игумену Ювеналию, бывшему в то время кандидатом казначея Пермского комитета Императорского Палестинского общества, удалось побеседовать по интересующим его вопросам с августейшей гостьей, возглавлявшей с 1905 г. ИППО. Ее ждала обширная программа встреч в Перми, начиная со всенощной в кафедральном Соборе.
В 1911 г игумен Ювеналий был экономом Архиерейского дома, кандидатом казначея Пермского комитета Императорского Православного Палестинского общества, преподавателем Церковного Устава в миссионерской школе имени преп. Иоанна Кронштадтского (была при часовне св. Стефана Пермского).
В годы первой мировой войны (1916 г.), когда в Перми развернуло активную деятельность общество трезвости, возглавленное ректором ПДС архимандритом Пименом, сохранилось интересное описание поездки в Фаворскую пустынь. Подробности можно найти в книге О. И. Ходаковской о епископе Пимене. В июле 1916 г. 90 участников трезвенного движения на пароходе «Матрона» прибыли на пристань Елово. Их сопровождал сам ректор семинарии. Вот строки, живописующие путь от Перми до Фаворской пустыни одним из безымянных свидетелей. «Июньские закаты на севере бывают прохладными, но, несмотря на это, в тот вечер пассажиры судна слушали заупокойное всенощное бдение, совершавшееся русобородым голубоглазым архимандритом в золотой митре, и его слова о безусловной необходимости поминовения усопших. Этот голос потерялся над густыми лесами и ушел в камские глубины, но кажется, что Господь и задумал природные предметы, всю эту твердь земную и водную, чтобы вбирала она в себя проявления человеческого духа. Если так, то доныне хранят камские просторы звуки этой всенощной. Наутро длинной серой лентой паломники двинулись к пристани. Зеленый флаг братства (Стефана Пермского. — Е. X.) колыхался впереди. Пение не прерывалось ни на минуту, и витал дух высокой праздничной радости». Паломников встретил монастырский крестный ход, и к монастырю (т.е. пустыни. — Е.Х.) подошли все вместе внушительным шествием. Железной дорогой прибыл преосвященный Андроник, и все поднялись на вершину горы Фаворской, чтобы освятить воздвигнутый там восьмисаженный крест — памятник православным воинам, убитым на поле брани. «Страдания и скорби очищают и приносят пользу только тогда, когда соединяются с верою в распятого Спасителя»,- Так начал свою проповедь у подножия креста отец Пимен. Утром в монастырском Преображенском Соборе он произнес слово о том, что истинный христианин, даже несмотря на свою бедность, имеет дерзновение перед Богом». Так откликнулась Фаворская пустынь — установкой поклонного креста — на гибель солдат и офицеров русской армии на полях войны.
Еще будучи настоятелем храма Пермского подворья Белогорской обители, игумен Ювеналий становится духовником многих пермских жителей, а возможно, и прихожан из уездных храмов: Осы, Оханска… Среди них было немало учителей в первом десятилетии XX века. Автор книги «Многими скорбями» В. А. Костина, раскрывая биографию схимонахини Евсевии — Эмилии Васильевны Попатенко, чья уникальная переписка в этой книге опубликована, пишет: «По окончании Пермской женской гимназии работая преподавателем математики в различных учебных заведениях Перми, в 1915-1916 гг. она преподавала в одиннадцатом одноклассном женском земском училище. А заведовала этим училищем Анна Григорьевна Маркова, сестра Варвары Григорьевны (Федотовой), восприемницы монахини Евсевии. Как сказано в педагогическом отчете пермских училищ, три этих учительницы «обращали внимание редкой религиозной настроенностью». Вероятно, через сестер Марковых состоялось первое знакомство матери Евсевии с игуменом Ювеналием. Заботливая матушка — подвижница часто посещала Белогорскую обитель и Фаворскую пустынь. В его лице она обрела позже духовного собеседника и наставника на всю оставшуюся жизнь.
В годы гражданской войны — в 1919 — архимандрит Ювеналий покидает родную Пермь. Вместе с сестрами Марковыми он эмигрирует в Китай, в г. Харбин, где находился центр русской эмиграции.
Из допросов НКВД (1920 -30 гг.), связанных с ним духовных чад в Перми вырисовываются вехи его деятельности в первые годы его тридцатилетней эмиграции. Как и игуменья Руфина (Кокорева) он положил немало сил для открытия мужского монастыря в честь Казанской иконы Божьей Матери на чужбине, в чем ему помогли бывшие купцы Стариковы. Он служил в Китае в составе русской миссии в Пекине. 28 февраля 1935 г. — день памяти прп. Ефрема Сирина — запомнился игумену Ювеналию, позже в этот день он всегда отмечал «годовщины» епископской хиротонии. Он служил епископом в храмах городов и провинций, где было русскоязычное население: Синьцзян (в 1935 г. он был хиротонисан именно во епископа Синьцзянского), Шанхай, Харбин — издавал журнал «Небесный хлеб», пользовавшийся популярностью в эмигрантской среде.
В Харбине и других городах было много выходцев из Перми. Об этом — их судьбах, встречах с ними — епископ постоянно информирует мать Евсевию. Во-первых, надо сказать о сестрах Марковых, «особенно дорогих по духу». Варвара Григорьевна была его крестницей и духовным чадом на протяжении более 40 лет. Приняв тайный постриг с именем монахини Марии, она вела подвижнический образ жизни в миру. Духовник пишет о ней: «Ежедневно привитается под сенью св. Иверской часовни» (ее возвели в Харбине в 30-е годы, наподобие московской). Жила она в уютной келий при соборном доме. Ежедневно причащалась. Передавала всегда приветы м. Евсевии, писала игумену Ювеналию до самой своей кончины. О ее сестре Анне Григорьевне известно меньше, но указана дата смерти (1942г.). Именно она помогала игумену Ювеналию в издательской деятельности в Харбине, издании журналов, календарей и прочей духовной литературы. Скончалась тихо, мирно, отпевали ее по монашескому обряду, в иночестве она — монахиня Серафима.
Третья сестра — Ольга Григорьевна — тоже духовное чадо игумена Ювеналия, была замужем. Муж ее Константин Юшин умер в 1922 г. в Иркутске. Два сына с высшим образованием жили в Китае (первый) и в СССР (второй). А дочь Софья была замужем за протоиереем о. Ростиславом Ганом, имя которого неоднократно упоминает в письмах иг. Ювеналий. О. Ростислав был сыном бывшей учительницы из г. Осы — Курочкиной Серафимы Николаевны, вместе с сестрами Клавдией и Ольгой, тоже оказавшимися в эмиграции. Такие подробные сведения о людях явно говорят о том, что иг Ювеналий не только помнил о пермских коллегах и прихожанах, но и, вероятно, был духовным отцом многих из них. Часто упоминается имя известного в Перми протоиерея Александра Воскресенского, стяжавшего уважение и славу еще во время службы преподавателем ПДС, затем — настоятелем кафедрального Собора Перми и бывшего духовником многих поколений выпускниц ПЖГ Его, как и владыку Хрисанфа и др., о. Ювеналий всегда вспоминал на молитве. В эмиграции он общался с зятем о. Александра — протоиереем Алексеем Филимоновым, бывшим настоятелем Свято-Никольской церкви, почившим в Шанхае. Дочь о. Александра, матушка Серафима, осталась в Харбине, «занимаясь скудным хозяйством». В России же в 40-х годах еще жили его духовные дочери (Анна Клобукова в г. Котельниче Кировской обл. и др.).
Помнит он и Анну Семеновну Путекле (1952 г.), а также дважды в письмах встречается имя Урусовой Александры Михайловны, до 1917 г. бывшей в Перми начальницей общины сестер милосердия. Это была его духовная дочь, писавшая ему. Она выдержала ссылку на Камчатку, а в 40-х годах XX в. пребывала в Ялуторовске Тюменской области.
Обширный круг его корреспондентов включает и родственников: жену бывшего в ссылке брата — Серафиму Александровну и сестру иумена Серафима, друга его Лидию Михайловну, которая жила «с семейством в Харбине, то ли в Дальнем».
Очень трогательно отзывается о. Ювеналий о друзьях дареной юности на Белой горе. Речь идет о старце Афанасии, жившем в Перми, которому он шлет поклоны через монахиню Евсевию. Получав его фотографию, он пишет: «…я называю (его) и своим старцем, ибо по прибытии на Белую гору на первых порах своего послушничества пятьдесят лет тому назад я был вручен сему брату просфорнику Лаврентию (ныне с. Афанасию)». И еще напишет: «Милому и дорогому старцу, отцу игумену Афанасию, когда-то по обители бывшему духовному брату и другу, передайте от меня привет и благословение, пусть еще здравствует и ждет свиданий со своим родным владыкой и молится».
В Китае с ним были белогорские монахи — верный его брат по Фаворской пустыни — иеромонах Петр и иеромонах Иосиф, с коими он вернулся на родину. Поминает он и других собратьев. Так, он сообщает о смерти иеромонаха Пахомия, который скончался в Пекине. Немало и других пермских имен (Виктор Евгеньевич Мельников и пр.) мы найдем в его переписке. В рассказе о последних днях пребывания епископа Ювеналия в Харбине узнаем, что его место занял тоже пермяк, протоиерей Леонид Викторов (бывший когда-то священником Пермского кафедрального Собора). Он был хиротонисан во епископы викарием Цицисарским в помощь митрополиту Нестору. На хиротонии ему дали имя Никандра — в честь преподобного Никандра Псковского чудотворца.
Будучи в эмиграции, игумен Ювеналий никогда не забывал родной Перми. В те годы город назывался Молотов. Мечтал о возвращении. Это красной нитью проходит и в письмах, написанных уже по репатриации…
Победа Советского Союза в войне с Японией и освобождение Харбина нашей армией принесли коренные перемены в положении русских эмигрантов. Полные радости строки получены были в Перми к Пасхе в апреле 1947 года. «… к радости своей соединились с Родиной, получив советское гражданство, и с Матерью Российской Церковью». 30-летнее пребывание за границей окончилось. По приглашению Святейшего Патриарха Московского Алексия (Симанского) владыка Ювеналий возвращается на милую родину. В середине января 1947 года он проезжал по железной дороге мимо родной Перми. В памяти еще теплились воспоминания о прощании с Харбином, «почти второй родиной», дорогими духовными чадами, но в Перми на вокзале Пермь 11-я его ждали. «… Имел беседу с некоторыми пермяками, затем имел душевное удовлетворение проезжать мимо дорогих для меня станций и селений: Кунгура, Ергача, Белой горы и Вятки — и везде из окон «международного роскошного вагона любовался сими родными местами, вспоминая родных по духу людей».
В Москве Владыка Ювеналий был принят Патриархом всеяРуси Алексием с отеческой любовью, даже имел честь сослужить с ним в храмах. Отдохнув в гостинице близ Кремля и обозрев Москву, он побывал в Ленинграде, где его принимал митрополит Григорий. На время Великого поста его благословили побыть в Псково-Печерской древней обители. Там он часто совершал архиерейские богослужения в выходные и праздничные дни. Это было счастливое время для владыки Ювеналия, ему исполнилось 72 года, и он подводил итог своего жития, еще в неведении о своей дальнейшей судьбы: в священном сане — 47 лет, в епископском будет 12 лет, «хотя есть еще силы и здоровье продолжать служение Церкви».
Владыку Ювеналия вызвали из Печер на отпевание харбинского епископа Дмитрия в Николо — Богоявленской церкви в Ленинграде. Он сказал теплые слова о своем бывшем сотоварище, который в 1934 году служил Господу в храмах Харбина, а также написал немало трудов по истолкованию Апокалипсиса и псалмов и прочих книг духовного содержания. Поклонник духовного просвещения, владыка Ювеналий участвовал в открытии духовных учебных заведений в Харбине: пастырско — миссионерских курсов, позже — духовной семинарии и богословского факультета. Кстати, из переписки епископа Ювеналия известно, что в 70-летнем возрасте (в 1945 году) он не только прослушал двухгодичный курс здесь, но и сдал зачеты по всем богословским предметам, что ему очень пригодилось позже. Еще отметим, что вместе с правящим покойным митрополитом Мелетием о. Димитрий проявил особую ревность к защите веры православной в Китае, ведя борьбу против принуждения японцами русских людей поклоняться богине Аматерасу (главное синтоистское божество), не взирая на угрозы и репрессии со стороны японской администрации.
ВладыкеЮвеналию очень хотелось побывать в родной Перми, он даже напомнил Его Святейшеству о «своем сердечном желании» повидать бывших духовных чад». «Но при наличии там епархиального святителя я не дерзаю туда к Вам проситься, а отдал себя на волю Божию и на решение Святейшего Патриарха и синодальных архиереев, которые и будут решать мою судьбу».
В мае 1947 г. Владыка Ювеналий приезжает в Москву, уже зная о своем назначении в Челябинск, где открывается новая епархия. Вот его мысли, которыми он делится со своей «родной сотаинницей и сестрой по духу: «Под конец жизни следовало бы остаться в обители, оплакивая бесчисленные согрешения и готовиться к смерти, а ныне снова вручается тяжкий крест — отдать себя служению Церкви и паствы, вручаемый промыслом Божиим в такие времена». Об обители, где намерен посвятить остаток своих дней в молитвенном уединении, он будет не раз упоминать, как и о Перми, о церковной жизни там, о чем узнает случайно при встречах со священниками (прот. Михаилом Зеленецким и др.)
В июне архиепископ Ювеналий добрался до града Челябинска, где его давно ждали. В ожидании встречи с епископом Свердловским и Ирбитским Товией он обдумывал поездку по городам — Златоуст, Троицк, Миасс и др. — для открытия и освящения новых церквей. О каждом своем шаге на новом поприще он сообщает в письмах в Харбин (о. Ростиславу Гану, Варваре Григорьевне), отсылавшихся через консульскую дипломатическую почту.
До приезда епископа Ювеналия (бывшего епископа Цицикарского) Челябинской епархии фактически не существовало, эта территория управлялась владыкой Свердловским и Ирбитским. 16 июля 1947 г. епископа Ювеналия встречали о. благочинный церквей г. Челябинска, члены причта привокзальной Рождество — Богородицкой церкви. Вскоре приехал для сдачи дел епископ Товия, который 2,5 года управлял и приходами Челябинской области. Торжество началось в субботу, 28 июля, в Рождественско-Богородичном храме, полном прихожан. Всенощное бдение с ним сослужили старейшие иереи епархии.
На следующий день Божественную литургию совершали оба епскопа, а также были награждены два настоятеля храмов г. Верхне-Уральска и г. Троицка. В конце литургии был торжественно зачитан Указ Московской Патриархии о переводе приходов Челябинской области в самостоятельную Челябинскую епархию и о назначении для управления ею епископа Ювеналия. После этого он огласил свое послание духовенству и мирянам. Торжественная акция закончилась зачтением указа о переименовании Рождественско-Богородицкого храма в Челябинский кафедральный Собор и благодарением владыки Товии за труды ему благословлен был образ Спасителя.
В памяти епископа Ювеналия навсегда осталось 30-летнее служение в храмах Китая. «Журнал Московской Патриархии» предложил ему написать статью. Под названием «Возвращение на Родину» она была опубликована. Он дает знать об этом своим близким, духовным чадам. Позволим привести фрагменты оттуда. Для него возвращение — «дивное чудо милости Божней, которое понять лишь человеку, прожившему тяжкие годы отрыва от родной земли». Вот как он описывает тогдашнее состояние: «Там, на чужбине, особенно в преддверии Великого поста в воскресные дни, когда воспевалась в храмах трогательная песнь «На реках Вавилонских», мы, русские, сердечно переживали, вспоминая потерянное Небесное отечество — и болезненно ощущали отчужденность от своей Матери Церкви Всероссийской и незабвенной родной святой Руси, проливали горестные слезы, подобно древним евреям, рыдающим на реках Вавилонских о своем Божественном Сионе. Русских в Харбине сплачивала любовь к родине, к далекой Матери — Церкви. Епископ Ювеналий вспоминает, что еще в начале 1945 г. в знаменательные дни избрания и интронизации Святейшего Патриарха Алексия харбинские владыки во главе с покойным митрополитом Мелетием «почитали долгом на богослужениях возносить святое имя Великого отца нашего Святейшего Патриарха Всероссийского, не взирая на угрозы и репрессии со стороны японской власти».
Итак, по возвращении на Родину в 72 года — небольшая передышка. Москва, Печеры, Петербург, где он простился со своим сослуживцем по Харбину — архиепископом Димитрием. И снова — несение нелегкого епископского креста… Радуясь возможности общаться со своими друзьями и духовными чадами в России и Харбине, он просит молитв, поясняя, что в этом нуждались даже апостолы.
Следует отметить высокую степень его смирения — просит о молитве: «Помолитесь, дорогая матушка, о моем не достоинстве и послании свыше помощи для прохождения ответственного крестного епископского служения». И так при каждой перемене кафедры! На первых порах его устроили на окраине города при небольшой церкви в особнячке на две комнаты. Но душу согревало, что церковь носила имя «нашего родного святого праведного Симеона Верхотурского Чудотворца». Второй храм был где-то вблизи вокзала. Предстояло хлопотать еще об открытии большого соборного храма в центре города. А всего в епархии насчитывалось до 35 церквей.
Получив поздравления со вступлением на Челябинскую кафедру от Святейшего Патриарха, архипастырей и пастырей епархии, а также мирян из Москвы, Ленинграда и Печерской Лавры, епископ Ювеналий пишет своей духовной дочери после своего дня Ангела: «Спаси Вас Господи за именинное приветствие с молитвенными благопожеланиями, что для меня, немощного и преклонного в летах, очень благопотребно и необходимо. Благодарю Бога и Царицу Небесную, что, кроме небожителей (святых), не забывают меня, недостойного, и живущие на земле преданные мне боголюбивые души, вознося о мне молитвы, подкрепляющие и бодрящие при крестоносном служении Церкви Христовой». Знакомясь с городами и паствой Челябинской епархии, открывая новые храмы, освящая алтари, он радовался встречам с прихожанами: «Везде встречают и принимают целые сотни людей, радостно встречая владыку, разбрасывая по дороге в храм полевые цветки, получая благословение и радостно принимая подарки — святые нательные крестики». При всей занятости делами епархиальными, он находит время не только для молитвы о духовных чадах, но и для переписки и окормления верующих мирян: «Не так давно отослал Дунюшке Поповой (монахине Серафиме) в Оханский район пространное писание с наставлениями из творений святых отцов (преподобного Симеона Нового Богослова). Возможно, что она поделится с Вами и другими инокинями, стремящимися к преуспеянию в духовной жизни».
В августе 1947 года Владыке Ювеналию наконец удалось ненадолго побывать в Перми (в те времена Молотов), где он встретился с Владыкой Иоанном (Лавриненко), старцем Афанасием, протоиереями о. Леонидом Зубаревым и Зеленецким, о. Иоанном Мельниковым, его сестрой — монахиней и другими, которым позже в письмах передавал поклоны и благословения. А в дар владыке послал новую митру харбинского темного шитья и часть святых мощей от останков Святителя Иоанна Тобольского.
Это было чудное для православных время возвращения верующим святых мощей, хранившихся десятилетиями в музеях, медакадемиях и других местах. Земля полнилась слухами о том, что скоро откроют мощи святого праведника Симеона Верхотурского и Иннокентия Иркутского. Епископ Ювеналий делится искренней радостью о поездке в Тобольск вместе с Архиепископом Омским Алексием, где он участвует в новом прославлении святых мощей святителя Иоанна, митрополита Тобольского и всея Сибири Чудотворца. После крестного хода и установления гробницы под вновь устроенную сень в Покровском соборе торжества завершались молебным пением с акафистом Святителю. Архиепископ Ювеналий (возведен в сан еще в мае) пробыл там до праздника Преображения и вернулся пароходом через Тюмень и Свердловск.
С преосвященным Товией у Владыки Ювеналия сложились «братские наилучшие отношения». Поэтому он не только неоднократно сослужил с ним в храмах Свердловска, но и получил позже благословение поехать на великое духовное торжество в Верхотурье, где состоялось прославление мощей праведного Симеона. Поездки по епархии, — осенью 1947 года владыка снова посещал города — Троицк, Верхнеуральск, Магнитогорск были уже трудноваты для него. Но зато какие открытия иногда встречались на этом пути! Огромную духовную радость он испытал, обнаружив в одном из храмов своей епархии на святом престоле святой антиминс, подписанный рукою святителя Палладия в 1914г. и написанный собственной рукою (!) в родной домовой церкви в честь Казанской Божией Матери Спасо — Преображенской пустыни близ Елово. Нахлынувшие воспоминания о жизни в Фаворской пустыни заставили ее бывшего настоятеля взять антиминс с собой — для своей будущей домовой церкви при Архиерейском доме. Однако давали о себе знать тяжести «суетного епископского служения». Он сам признавался, что его беспокоят не столько немощи телесные, «сколько — душевные, приходящие от преткновений, искушений, а паче — от несовершенства и нерадения врученной обширной церковной паствы (даже и среди подчиненного духовенства). Все это вместе взятое удручает, печалит, утомляет, а подчас волнует и сокрушает нашу пастырскую жизнь». А отсюда — нужда в молитвах от людей, особенно близких по духу.
Посещает его мысль о грядущей смерти, к коей призывает духовных чад готовиться. Это один из важных и постоянных лейтмотивов его духовных наставлений! А сам просит духовную дочь — схимонахиню Евсевию: «В случае моей кончины… покрепче возмолитесь ко Господу и других подвигните к молитве о прощении моих грехов и подании покоя Небесного хотя на самом последнем местечке рая Небесного…». Распоряжение относительно писем, которые он направит перед смертью, таковы: переслать их в Харбин Варваре Григорьевне или о. Ростиславу Гану. «Он крайне любил меня, слушал мои назидания и часто бывал на моих богослужениях, особенно на уставных, в обители Харбина ныне он большой молитвенник — подвижник, идейный пастырь, великий проповедник, особенно полюбивший Феофана Затворника Вышенского, выучивший почти наизусть его творения богодуховные». Такой характеристике духовного чада, коему можно доверить самое сокровенное, может позавидовать любой верующий. В другом письме (позже), вернувшись к этому вопросу, он просит сжечь его дневники.
В письмах Владыки Ювеналия перед нами предстает живой человек, незаурядная личность, постоянно совершавший подвиг, сурово относящийся к себе, смиренно давая себе низкую оценку («недостоинство мое»), уповая на помощь Божию, без коей он не смог бы нести свой крест. А его забота о ближнем — своих духовных чадах! Она превыше всех современных понятий в этом вопросе. Он поздравляет свою паству и особенно духовных чад со всеми святыми праздниками. Матушке Евсевии он неоднократно посылает средства на покупку дров, на продукты к Пасхе — кулича к Воскресению Христову. Уточнив через переписку адрес архимандрита Тавриона, воспитанника Глинской пустыни, неоднократно пребывавшего в разных отделениях ГУЛАГа, дважды служившего в нашей Пермской епархии, он посылал ему денежные переводы, писал о его заслугах пастырских своим близким. В его письмах много места уделено вниманию к болящим, — его беспокоит здоровье прошедшего лагеря протоиерея Леонида Зубарева, дает советы Владыке Иоанну, которому больше подошел бы климат Украины при его немощном организме (он уедет позже в Херсон).
Летом 1948 года поступило новое назначение. Он становится Архиепископом Иркутским и Читинским. Он задает вопрос — справится ли он с новым крестоношением? Сообщение о возведении его в сан Архиепископа было получено по телефону от управделами Московской Патриархии протопресвитера Колчицкого 8 мая 1948 года. Это было неожиданное известие, нарушившее его намерение снова посетить Пермь (был даже уведомлен пермский владыка, хотя благословение Патриарха еще не было получено) и Ижевск с родным Сарапулом.
С надеждой на помощь Божию и молитвенное предстательство покровителя Сибири Святителя Иннокентия Иркутского Владыка Ювеналий просит духовную дочь возмолиться о подании сил и помощи в этом новом ответственном служении, отправляется в Сибирь. Он едет не один, — «будет со мною шесть человек: два протоиерея, очень преданные и заслуженные, восемнадцатилетний иподиакон, келейник и жена священника, они будут работать в церковном управлении». О протоиереях — Попове и Пономареве — он предполагает, что они — «из наших краев». Келейником стал его двоюродный брат из Сарапула — Димитрий Иванович Кирьянов, не оставлявший его уже до конца. Правда, верный сотоварищ игумен Петр Семеновых, покидает его, решив поступить в братию Троице — Сергиевой Лавры. Владыка одобрил этот шаг, поделившись сокровенным — «да и я мыслил о том же — уйти от мирских попечений и забот, а ныне вдруг такое назначение, почти непосильное…». Но Господь не оставил стареющего немощного архипастыря. Прибыв в Иркутск, он радуется, что будет жить в стенах бывшего Знаменского монастыря, правда, женского, на берегу чудной реки Ангары. Ему отведены покои игуменьи. Но особенно важно для него, что пение и служба строго уставные и молитвенные — по-монастырски. Вся паства новая рада прибытию владыки, особенно монахини — певицы и прислужницы. «И будет у нас, как обитель иноческая», — заключает он письмо.
Второй храм Крестовоздвиженский будет соборным в центре города. Оба громадные с пятью приделами. Торжественная встреча — «в храме тысячи народа», и надежда на милость Божию — на скорое возвращение в град Иркутск святых мощей поднимает настроение владыки. Подаренный духовным чадом образок святителя Иннокентия он носит «как великую святыню». На июль обширные планы по знакомству с новой епархией — сначала на далекий север в Бодайбо, на прекрасном пароходе по Ангаре и Лене, а после — знакомство с ближайшими церквями. В перспективе — Забайкалье, Чита и другие дальневосточные города.
Интересно, что в майской (до Иркутска) переписке, в которой он посыпает в Пермь копии своей речи, сказанной им в день епископской хиротонии 30 января 1935 года, он советует знакомить с содержанием своих писем (в Харбине их «читают нарасхват» и печатают в «Вестнике») близких чад духовных: пермских прихожан, матушку Серафиму Мельникову, которая вместе с матушкой Анной приезжала на проводы его из Челябинска, Анну Семеновну из Оханска, Анну Алексеевну из Котельнича. Среди грустных новостей — весть о кончине в Харбине Петра Васильевича Старикова и сестры его жены — Марии Ивановны Торочковой (об этом просит передать старцу Божию Василию Федоровичу Шердакову). Каждое письмо Владыки заканчивается благодарностью «всем дорогим землякам — пермякам, кто так незаслуженно меня почествовал и чтил с любовью Христовой». А вот и другая несколько необычная концовка в письме схимонахине Евсевии: «Будьте здоровенька и Богом хранима. Живите, не тужите, всем мое почтенье, как выражался приснопамятный старец иеромонах Амвросий Оптинский в утешение прибегающих к нему скорбящих душ».
Первое время пребывания в Иркутске Владыки Ювеналия проходило в ожидании радостного духовного торжества: Сибирский край жаждал возвращения святых мощей Угодника Божия Иннокентия Иркутского. В соборном Крестовоздвиженском храме читался акафист Святителю и по большим праздникам была архиерейская служба. В Знаменской боголепной древней церкви с монастырским напевом на богослужениях, где была более уставная служба, владыка «отдыхал душевно, почти ежедневно участвуя в клиросном чтении и пении». Однако поездки по церквам епархии (16, плюс в Забайкалье около 5) отнимали немало времени и сил.
В письмах нет-нет да проскользнет просьба архипастыря — «Помолитесь, дорогая матушка, о моих немощах, о подании сил и умения править новою Сибирскою Церковью» (июнь 1948 г.). Поражаешься — сколько смирения было в нем! Ко дню именин лучшим подарком было известие из Москвы о скором возвращении в Иркутск нетленных мощей Святителя Иннокентия. Было решено, что почивать они будут в Знаменском храме. Поэтому началась подготовка особого придела и сени для раки Угодника Божия. Наконец и в его епархии грядет праздник, подобный тому, на котором владыка присутствовал в Тобольске…
Перед самым праздником Казанской иконы Божией Матери из г. Молотова добралась до Иркутска гостья — р. Б. Агриппина утешившаяся службами и пением и, конечно, наставлениями Владыки Ювеналия, особенно предостережениями от бесовских прелестей (в связи с ее «видениями»). Принимал и вдову брата Серафиму Александровну, ехавшую с Дальнего Востока в Казань к сыну.
Переписка с городом Молотов (Пермь) продолжается. Он внимательно следит за событиями духовного плана и радуется, что в Молотове открываются новые храмы и женский монастырь. «Это великая милость Божия. Так бы и пожил на склоне жизни своей в обители, хотя бы даже в женской, где так умиленно и усердно возносят хвалу Богови и Царице Небесной». Действительно, об этом намерении он ставит в известность Патриархию (просит о переводе в другую епархию или на покой в обитель) через уехавшего в Москву секретаря в ноябре 1948 года.
В Сибири он налаживает контакты с соседними архипастырями. Радость доставляют ему встречи с владыкой Новосибирским Высокопреосвященным архиепископом Варфоломеем. Сей старец (85 лет) принял его с отеческой братской любовью. Беседа по душам касалась не только воспоминаний, — он родной брат покойного Александра Дмитриевича Городцова, руководителя певчих курсов в Стефановской часовне Перми до революции. Его восхищает подвижническая деятельность старца как наставника и проповедника слова Божия. На вечерних богослужениях он дважды в неделю занимается истолкованием Нового Завета, разъяснением Библии, Ветхого Завета, что хотел бы применить владыка Ювеналий и в своей епархии. В июне 1949 г. он еще раз встретится со старцем, поехав поздравить его с наградой — высоким саном Митрополита.
Среди новых корреспондентов архипастыря появляется архимандрит Лаврентий Почаевский (ему, как и другим репрессированным священнослужителям, помогала матушка Евсевия), он посылает ему иконки «наших иркутских угодников» -святителей Иннокентия и Софрония.
Постановлением Синода от 21 февраля 1949 г. Архиепископа Ювеналия переводят на Омскую кафедру, то есть в его ведение поступают церкви Тобольской и Тюменской областей. На его место должен заступить Архиепископ Палладий. Идет Великий пост -«говею», со второй седмицы пора собираться в дорогу. Но нелегко покидать намоленную паству, как и в предыдущих епархиях «будет много плачущих и скорбящих», а также телеграмм и писем с просьбой оставить… Благочинный Иркутский писал, что ему рано уходить на покой: «Что для мужчины, тем более для монаха с пеленок, 75 лет? Работать Вам еще на благо Церкви Христовой многая лета. И не думайте убегать…». Уже в Омске, в январе 1950 г., он встречает памятную дату — 15-ю годовщину своей хиротонии во епископы. Из Харбина (он поддерживает постоянную связь с духовными чадами) он получает в подарок от матушки Марии (Варвары Григорьевны) сделанные ее рукой изящные черные четки — из шелка бисером на десятку. Это был запоздалый подарок ко дню Ангела, прибывший с оказией почти через 8 месяцев. Рад — «таких четочек теперь хватит до самой смерти, хотя … на делание умной молитвы».
В марте 1950 г. к прискорбию о. Ювеналия ему не удалось служить на Крестопоклонной неделе. Из-за болезни желудка лежал в госпитале. «Господь послал тяжкое испытание… Готовился уже к смерти, призывал своего духовника, но Господь еще дал пожить для должного приготовления, — пишет он, принявшись уже за канцелярские дела — Ваши, видно, молитвы помогли мне встать с одра болезнен него…».
Вот и последний обмен пасхальными посланиями на земле сибирской. Архиепископ Ювеналий в преддверии великих праздников — памяти св. Апостола Иоанна Богослова и Святителя Николая Чудотворца, чувствуя немощи, молится и просит молиться своих духовных чад о подании сил и усердия «для прохождения последнего этапа жизненного своего бытия». Этот этап связан с родными местами. Он возвращается на удмуртскую землю и прежде всего едет в родные места — к могилам родных под Сарапул. Ижевская кафедра -четвертая его кафедра по счету в Советском Союзе, а вообще — 7-я по счету. Радует, что здесь открытых церквей больше, чем было в Омской епархии, а в самом Ижевске две церкви. В праздник Успения Владыка совершил чин погребения Божьей Матери. А впереди встреча с городами — родным Сарапулом, Боткинском и Глазовым. Ему приятно, что на родной земле духовенство «хорошее, культурное и образованное, все рады, что Удмуртию не приписали к Казанской кафедре, тому, что «появился у них хоть старенький владыка». И он служил в обеих церквах, как в Успение, так и в Спас (хотя это было уже утомительно для него). «.. Мыслю, что здешняя кафедра есть последнее мое служение Церкви, и только Господа и Царицу Небесную молю скончаться с покаянием и должным приготовлением через таинства елеосвящения и причащения, но еще желательно перед кончиною облечься в великий ангельский образ — святую схиму…» Одеяние уже готово… Незадолго до смерти он примет схиму с именем Иоанн (как это часто бывает, «вернув» святое имя, данное при крещении).
Владыка Ювеналий еще успеет сделать немало. Ему оставалось до конца жизни 6 лет (с 1952 г.). Он пишет свое последнее архипастырское послание и знакомится с духовенством епархии. Как и прежде, в последние годы его интересует судьба и житие его духовного брата и сотоварища по Белогорью — игумена Серафима. Они почти до конца не теряют связи друг с другом. Об их теплых сердечных отношениях свидетельствует письмо игумена Серафима от 1/14 марта 1948 г. (даем в приложении), где он касается и раскола, существовавшего тогда в Иерусалиме. А вот что он сообщает в сентябре 1952 г. о нем духовной дочери: «Отец игумен Серафим иногда навещает меня из Иерусалима письмами хорошими, бодрыми, хотя уже более полгода не получал от него вестей. Он, конечно, доволен, что живет близ Гроба Господня под мудрым руководством святого Патриарха Иерусалимского Тимофея, находясь на даче Патриаршей в Малой Галилее. Имеет свою маленькую церковку, в которой служит каждый день и освящается благодатными Таинствами. Там он намерен и окончить свою старческую жизнь. Он уже сгорбленный старец, похожий на преподобного Серафима Саровского, одногодок со мной — 77 лет».
Письма из Ижевска с ул. Красногеройской, 25 идут в Пермь по-прежнему. Переживает о болезни «благостного святителя» и протоиерея Леонида Зубарева, предрекая, что за его долголетнее служение Церкви ему готовится «венец славы», и утешает его матушку Александру Ивановну (оба ныне покоятся напротив алтаря Всехсвятской церкви). Пермский Владыка Иоанн (Лавриненко) тоже получает от него письма и поклоны, как и архимандрит Иоанн (Чувызгалов). Неустанно дает мудрые наставления своим чадам духовным.
О его неугасающем интересе к жизни родной страны, будням и праздникам Церкви можно судить также по переписке. В августе 1953 г. во время отпуска он побывал в Троице-Сергиевой Лавре, где участвовал в службе, был в Москве на только что открывшейся ВДНХ. А также в Ленинграде и Псково-Печерской Лавре. Однако его уже мучили «признаки близкою перехода в вечность»: «немного страдаю, болезную раком желудка и сердцем». Еще раньше он писал, что правый глаз не видит и собирался в Одессу к офтальмологу Филатову. И все же он продолжает молиться, как все схимники, «за весь мир христианский» (так он наставлял схимонахиню Евсевию), он за год до смерти находит силы приехать в Пермь, чтобы сказать речь у гроба почившего Архиепископа Товии 7 мая 1957 г., попрощаться с другом 40-х годов.
Архиепископ Ижевский и Удмуртский Ювеналий отошел ко Господу 28 декабря 1958 г. Несомненно в Царствии Божием он встретится со своим другом, замечательным представителем братии Белогорской — игуменом Серафимом (22 февраля 1959 г.) Недавно открыты мощи Архиепископа, которого отпевали в Троицком Соборе Ижевска, где и находятся оные. Грядет его прославление в лике святых. Поэтому по воле Божией нами написано сие «житие» нашего бывшего белогорского монаха, ныне архипастыря земли удмуртской.
За день до своей кончины Архиепископ Ювеналий еще раз сподобился увидеть своего собрата, теперь уже архимандрита Троице-Сергиевой Лавры Петра (Семеновых). По благословению Святейшего Патриарха Алексия именно он был послан для пострига в схиму своего владыки с именем Иоанна. Архимандрит Петр был и автором некролога.
Некролог
28 декабря 1958 года на 83-м году жизни скончался Архиепископ Ижевский и Удмуртский Ювеналий (в схиме Иоанн). Почивший архипастырь (в миру Иван Кельсиевич Килин) с девятнадцати лет проходил монастырское послушание, в возрасте 25 лет (в 1900 г.) принял монашество с именем Ювеналия, был посвящен в иеродиакона и через два года — в иеромонаха. Позднее, в 1912 году, он был возведен в сан игумена, а в 1914 году — в сан архимандрита.
В 1912, 1915 и 1917 годах о. Ювеналий слушал миссионерские курсы в г.Перми, в 1919 году проходил пастырское служение на Дальнем Востоке, а в 1921 году служил за пределами Родины (в Харбине). Там он основал монастырь в честь Казанской иконы Божией Матери, в который собрал многочисленную братию.
28 января 1935 года архимандрит Ювеналий был хиротонисан во епископа Синьцзянского. В 1941 году назначен епископом Цицикарским, а в 1946 году — епископом Шанхайским. В этом же году окончил богословский факультет Харбинского университета св. Владимира. В 1947 году епископ Ювеналий возвратился на Родину и был назначен епископом Челябинским. В 1948 г. возведен в сан архиепископа и назначен на Иркутскую кафедру, в следующем году — переведен на Омскую кафедру, а в 1952 г. — на кафедру Ижевской и Удмуртской епархии.
В 1950 году, в связи с исполнившимся пятидесятилетием пребывания Архиепископа Ювеналия в священном сане, Святейший Патриарх Алексий приветствовал его особым посланием. В 1955 году архиепископ Ювеналий был награжден правом ношения креста на клобуке. За время своего архиерейского служения Высокопреосвященный Ювеналий показал пример глубокой молитвенной настроенности, благочестия, доброты и монашеского смирения.
25 декабря архиепископ Ювеналий был соборован, и на следующий день он причастился Святых Тайн. За день до своей кончины он, по благословению Святейшего Патриарха Алексия, был пострижен в схиму прибывшим из Троице — Сергиевой Лавры архимандритом Петром (близким почившему Владыке по совместной службе в Китае) с именем Иоанна. Умирая, схиархиепископ Иоанн просил бывших около него близких чад исполнять песнопения всенощного бдения. С молитвой на устах архипастырь отошел в «путь всея земли».
Отпевание почившего схиархиепископа Иоанна, в сослужении многочисленного духовенства, совершил Преосвященный Гавриил, епископ Вологодский и Череповецкий. Похоронен схиархиепископ Иоанн в кафедральном Ижевском соборе.
Отдавая дань почившему архипастырю, Святейший Патриарх Алексий и Митрополит Николай выразили свое соболезнование.
Текст жизнеописания подготовлен по изданию:
Православные вести. Ижица №№ 8, 9, 10, 11. 2006 г.